Снова секунду стояла тишина, потом вырвалась первая ракета, остальные следовали за ней через каждые полсекунды. Пятый снаряд неожиданно изменил направление и ушел по дуге вправо, в сторону леса. Предпоследний же снаряд взорвался внутри трубы. Шрапнель брызнула с обоих концов, ствол раскололся, запальное устройство взлетело в воздух, а следующий снаряд вырвался с задней части установки, врезался в землю и взорвался в дюжине ярдов от траншеи, засыпав осколками все вокруг.
У Чака от грохота заложило уши. Он быстро оглядел помощников — в их глазах застыли страх и удивление. После подробного взаимного осмотра, когда выяснилось, что никто не пострадал, на лицах появились слабые улыбки.
— Твои сумасшедшие идеи когда-нибудь прикончат тебя, — дрожащим голосом произнесла Оливия, отряхивая землю с одежды.
Чак перестал улыбаться и вылез из траншеи Пусковая установка оказалась разбитой вдребезги стволы были изрешечены пулями, использовавшимися в качестве шрапнели, рама погнулась. На противоположном краю поляны уже взорвались остальные девять снарядов, и, когда Чак поднял к глазам бинокль, он увидел, что люди взволнованно размахивают руками и подпрыгивают, еще не зная о плачевном окончании испытаний.
Чак испытывал смешанные чувства. Пробные стрельбы показали, что почти девяносто процентов снарядов все-таки долетают до цели, поражая пространство площадью около двух акров; такой результат обещал сокрушительные потери во вражеском войске. Но, с другой стороны, около десятка ракет разлетелись в разных направлениях, а пусковая установка оказалась разрушенной. Чак знал, что подобное орудие может быть использовано только таким образом. Стрельба единичными снарядами может быть опасна и не даст такого эффекта. Кроме того, испытания подтвердили все опасения Джона Майны, а также тот факт, что Фергюсон обманом увел сотни рабочих и потратил их время на создание оружия, которое не срабатывало должным образом. Чак надеялся, что испытания будут удачны, он раскроет секрет и представит свое изобретение на суд Эндрю, а дальше все пойдет как по маслу. Осмотр разрушенной установки опроверг его надежды.
Чак обратился к Оливии.
— Черт побери, я уверен, что она будет действовать исправно, но у меня совершенно нет времени.
Он больше недели провел на своей фабрике в полной изоляции от всего остального мира, только Оливия привезла ему весть о сдаче Кева и отступлении дальше на восток. До Испании мерки, по его подсчетам, могли добраться уже через две недели. Он посмотрел на орудийный расчет, притихший подле установки. Казалось, они чувствуют себя виноватыми в неудачном выстреле. На дальнем краю площадки наблюдатели все еще отмечали места попаданий и изучали осколки снарядов. При помощи бинокля Чак смог даже рассмотреть дыры в полотняной мишени.
Наконец он решительно опустил бинокль и обернулся к бригадиру рабочих Теодору, чей брат-близнец был механиком на аэростате Джека Петраччи.
— Производство снарядов должно начаться немедленно. — уверенным голосом объявил Чак.
— Но она еще не работает. — возразил один из помощников, указывая на искореженную установку.
— У нас больше нет времени. — ответил Чак. — Вы слышали приказ. Выполняйте.
Окружающие изумленно посмотрели на Чака, многие из них были воодушевлены новым изобретением, но нашлось и немало таких, кто счел его сумасшедшим. Теодор, которого Чак перевел с базы аэростатов ради реализации этого проекта, подошел к Чаку, остальные неторопливо направились на фабрику в двух милях от полигона.
— Некоторое количество пороха могло просочиться через прокладку между маршевой и боевой частями снаряда.
Чак рассеянно кивнул.
— Этого можно избежать, если войлок заменить оловянной пластинкой.
— Тогда придется делать пресс для изготовления пластин, кроме того, каждую из них надо будет запаивать вручную. Мы уже обсуждали такой вариант и пришли к выводу, что он потребует слишком много времени, — негромко возразил Чак.
Теодор кивнул.
— Знаешь, если мы начнем массовый выпуск снарядов, то за десять дней истратим все накопленные запасы. Будет уходить по пятнадцать тонн пороха и семьдесят пять тысяч пуль каждую неделю. Мы не сможем этого скрыть — в Испании и так уже кричат об острой нехватке боеприпасов.
Чак вздохнул. Раньше он надеялся скрыть свои проделки, теперь это стало невозможно. Джон без малейшего колебания оторвет ему голову.
— Если повезет, недостача обнаружится через неделю, а то и через две. На то, чтобы отыскать следы, уйдет еще неделя. К тому времени у меня будет все необходимое.
— Ты не сумеешь один выиграть эту войну, — сказал Теодор.
Чак улыбнулся и, сняв очки, стал задумчиво протирать их рукавом своей перепачканной рубашки.
— Я оказался прав, когда речь шла о железных дорогах, об аэростатах, о винтовках Уитворта, даже о карабинах Шарпса. Надеюсь, сумею убедить их и на этот раз.
— Мы все с тобой заодно, — поддержал его Теодор. Чак негромко рассмеялся.
— Я вспомнил об одном чудаке по имени Рипли, которого знал еще во время войны на родине. Он, как и Джон Майна, отвечал за снабжение. Всю нашу армию можно было перевооружить уже в 1862 году, мы могли иметь реактивные установки, даже автоматическое оружие, если бы не этот узколобый бюрократ. Иногда я готов поклясться, что они с Джоном родные братья.
— Я не был знаком с этим Рипли, но уверен, ты сильно разозлил генерала Майну.
Чак печально усмехнулся.
— Я не собирался его обидеть. Я даже могу его понять. Нам не хватает слишком многого, особенно времени. Просто у него нет воображения, и он не способен осознать значение этих проектов.
— Проектов? — настороженно переспросил Теодор. Я думал, даже ты отказался от второго проекта.
— Какого черта? Все уже сделано. Нам осталось только немного доработать парочку узлов.
Теодор оглянулся на обломки пусковой установки.
— Это не производит впечатления грандиозного успеха.
— Не беспокойся об этом, — огрызнулся Чак.
— «Не беспокойся!» Я просто не хочу смотреть, как моего начальника заковывают в кандалы за кражу пятисот рабочих, тридцати тонн пороха и Бог знает чего еще, о чем я могу и не знать.
— Приведи упряжку лошадей и доставь платформу обратно на фабрику, — распорядился Чак и, не дожидаясь ответа, направился к выходу.
— Чак?
Чак вздрогнул от неожиданности и остановился. Оказалось, его до сих пор ждала Оливия. Фергюсон в смущении осознал, что на какое-то время совершенно забыл о ее существовании.
— Ты расстроился. — сказала Оливия, подходя к нему поближе.
Чак помедлил, перестраиваясь с русского языка на латынь.
— Извини.
— Давай прогуляемся. Сегодня такой прекрасный вечер.
Оливия взяла его под руку и повела его прочь от полигона. Небольшая лужайка в гуще леса почти по пояс заросла весенней травой и лесными цветами. Чак обратил на них внимание только тогда, когда Оливия задержалась, чтобы сорвать похожий на орхидею цветок переливчатого фиолетового оттенка. Она с улыбкой приколола цветок к волосам.
После утомительной дневной жары в вечернем воздухе веяло прохладой, кучевые облака заслонили солнце, оставив только стрелоподобные лучи, розовеющие на фоне голубого неба. Лесные птицы уже устраивались на ночевку, их вечерние песенки эхом рассыпались между деревьев. Сотни крошечных ласточек, не крупнее колибри, носились над поляной, вылавливая насекомых в вечернем воздухе. Внезапно одна из них зависла перед Чаком и Оливией, как бы оценивая их, потом улетела прочь. Оливия засмеялась ей вслед.
— Я никогда не видела таких птиц в Риме. Здесь так красиво.
— И на Земле таких тоже нет, — ответил Чак.
Их стремительный полет напомнил Чаку о деревенских ласточках. Это была странная планета. Деревья были почти такими же, как и на родине, цветы тоже, но вот все остальное: птицы, луговые гадюки, антилопы, пресноводные киты и, конечно, орды — явно попали сюда из других миров. Чак слышал о работах Дарвина, споры о его теории сотрясали и его колледж: интересно, что сказали бы ученые по поводу этом планеты.