— Рик, ты со своими людьми займешь позиции в долине на полмили к югу от Испании. Шнайд усмехнулся и кивнул Эндрю.
— Если они нарвутся на нас, река покраснеет от крови.
— Надеюсь, так оно и будет, — сказал Эндрю, в душе сомневаясь, что мерки станут переправляться в этом месте. Испания стояла на отвесном берегу и представляла собой почти неприступную крепость. Вся тяжесть удара придется на центр долины. Эндрю предназначил этот участок для 4-го корпуса Пэта и усилил его резервом из 3-го корпуса, расположив его в полумиле от позиций. Дальше влево, вокруг батареи из пятидесяти пушек, поставленной в южной части долины, должны были располагаться две дивизии корпуса Винсента; третья дивизия оставалась в резерве. В качестве стратегического резерва служила одна дивизия из корпуса Марка, а две другие дивизии 7-го корпуса обороняли берег реки южнее. Эндрю очень беспокоился за два новых корпуса и обдумывал возможность переброски 7-го корпуса на север, но не решился на это, доверив этот ответственный участок более опытным ветеранам. И тугары, и мерки предпочитали действовать на флангах, так что пусть там их встретят наиболее закаченные воины.
Резервная дивизия из корпуса Марка была размещена во дворе депо, позади одной из основных батарей. От Испании протянули еще одну ветку железной дороги, параллельно главной, ведущей в Рим. Обе эти линии шли вдоль гряды холмов и соединялись на сортировочной станции. С помощью поездов резервные силы в течение нескольких минут могли быть доставлены в любую точку всей шестимильной линии фронта. Эндрю сознавал, что только большая мобильность позволит ему сдержать атаку мерков в случае прорыва, когда придется отойти к холмам. Если мерки попытаются занять долину, им придется дорого за это заплатить. Эндрю очень надеялся, что исход битвы будет предрешен на первой линии обороны. — Мерзавцы уходят, -сказал Эмил, кивая в сторону противоположного берега.
Эндрю вернулся на обзорную площадку и поднял подзорную трубу. Заходящее солнце било прямо в лицо, рассмотреть можно было только силуэты вражеских предводителей. Мерки стояли, подняв руки к лицам, как будто тоже использовали бинокли и подзорные трубы. По спине Эндрю пробежал холодок. Ему почудилось чье-то чужое присутствие, как если бы кто-то пытался заглянуть в его самые сокровенные мысли. Вспомнились рассказы Юрия о сверхъестественных способностях щитоносцев.
Но где же щитоносец? Он снова осмотрел группу мерков. Бронзового щита нигде не было видно. Зато над их головами развевался увенчанный скальпами и лошадиными хвостами штандарт кар-карта. Любопытно. Там действительно стоит Вука, или это обман, а кар-карт скрывается где-нибудь на севере, в лесу? Мерки уже прибегали к такому трюку на Потомаке, и это спутало ему все карты. Кин вгляделся повнимательнее. Несомненно, на дальнем берегу' собрался военный совет. Один из мерков опустился на колени, другой взялся за рукоять меча, все присутствующие явно что-то обсуждали, размахивали руками, время от времени склоняли головы в знак повиновения.
Но там не было щитоносца по имени Тамука. Или он скрылся за гребнем холма? Наконец все мерки, кроме одного, сели на коней и ускакали вниз, скрывшись из виду. Последний из них немного постоял в одиночестве, потом тоже сел на коня. Эндрю странным образом чувствовал его взгляд, устремленный на него, проникающий прямо в душу. Глупо, но Эндрю не покидало это неприятное ощущение, и он продолжал смотреть на противоположный берег.
— Я жду тебя, гребаный сукин сын, — прошептал Эндрю.
Эмил удивленно посмотрел на своего друга: никогда раньше он не слышал от полковника солдатских грубостей.
Всадник поднял руку, блеснуло лезвие обнаженного меча. Оружие было направлено прямо на Эндрю. Потом мерк развернул коня и ускакал прочь, за ним последовали охранники.
— Что это было? — спросил Эмил.
— Не уверен, что понял, — ответил Эндрю, но его сердце болезненно сжалось.
Эмил достал карманные часы, взглянул на циферблат и перевел стрелки на полтора часа назад, чтобы скорректировать показания по времени, действующему на этой планете.
— Мне пора, скоро предстоит встреча со штабом.
— У вас все готово?
— Невозможно подготовиться к тому, что нам предстоит пережить, — ответил Эмил. — Я должен запасти все необходимое для тридцати тысяч раненых, обеспечить их докторами и медсестрами, и еще нужны поезда, чтобы самых тяжелых отправлять в Рим. Черт побери, уже сейчас в армии насчитывается три тысячи больных, двести из них заболели тифом, в городе тоже тиф, а ты еще спрашиваешь, все ли у нас готово.
Эндрю поднял руку и улыбнулся.
— Ты же знаешь, что я имею в виду, — сказал он. — Будь оно все проклято, но я еще раз повторяю, если у нас будет тридцать тысяч раненых и мерки прорвут фронт, с нами будет покончено.
— Но именно на такое число я рассчитываю. Примерно столько же раненых было под Геттисбергом, но мы все равно победили.
— А генерал Ли потерял столько же и проиграл сражение, — возразил Пэт. — Если помнишь, я тоже там был.
— Ты не видел сражение так близко, как видели мы — ответил Эмил.
— Я не видел сражения? Наша батарея стояла на Семинарском хребте, потом целых три дня на холме у кладбища, мы расстреляли больше тысячи снарядов, и ты говоришь, что я не видел сражения?
— Мы все много повидали под Геттисбергом, — постарался успокоить спорщиков Эндрю.
— И все равно я планирую госпиталь на тридцать тысяч раненых, — упрямо сказал Эмил и покинул бастион.
— Передай Кэтлин, что я вернусь домой до наступления темноты.
— У нее сегодня ночное дежурство в госпитале, — ответил Эмил.
— Я не знал, — сказал Эндрю, стараясь скрыть свое разочарование.
— Не беспокойся, я прикажу ей уйти домой.
Эндрю услышал вокруг себя приглушенные смешки и смущенно отвернулся.
— Высокое звание имеет свои привилегии, — со смехом провозгласил Пэт и последовал за Эмилом. Ему не терпелось продолжить их вечный спор о соперничестве 35-го Мэнского полка и 44-й Нью-Йоркской батареи под Геттисбергом, Антьетамом, Фредериксбергом и в других местах, где им довелось сражаться.
Уход Эмила напомнил Эндрю о срочном деле. — Джентльмены, надеюсь, вы меня извините, — произнес он и отправился вслед за двумя друзьями.
Но Эндрю постарался не подходить к ним слишком близко из опасения быть втянутым в их перепалку. Подойдя к железной дороге, идущей мимо бастиона, Эндрю остановился и оглянулся. Мост через Сангрос все еще горел, столб черного масляного дыма поднимался к безмятежному голубому небу. Эндрю вздохнул и пошел вдоль дороги. Ему вспомнился случай из далекого детства. Первая в Мэне железная дорога проходила через его город. Бригада рабочих-ирландцев укладывала путь, за ними следовал старенький локомотив Норриса.
Эндрю тогда взобрался на насыпь и попытался идти по шпалам, но они были уложены таким образом, что его шаги никак не совпадали с промежутками между шпал. Он спросил рабочих, почему они так укладывают пути, и получил, как понял уже позднее, заранее заготовленный ответ: для того, чтобы идиоты вроде него не шлялись по путям.
Эндрю улыбнулся воспоминаниям и в который раз убедился, что шпалы до сих пор укладываются так, что невозможно пройти по ним и сохранить при этом нормальный размер шага. Наконец он вышел на платформу бывшей станции, служившей теперь войсковым штабом. Над зданием развевались флаги двух республик, чуть ниже реял флаг объединенной армии, а рядом потрепанное и выгоревшее знамя 35-го Мэнского полка, голубой флаг штата Мэн и, наконец, звездно-полосатый, простреленный в нескольких местах флаг, на котором золотыми буквами были вышиты названия всех битв, в которых полку довелось участвовать. Эндрю постоял немного, наблюдая, как знамена развеваются под жарким ветром из степных просторов. Больше двадцати сражений за восемь лет. В 1869-м они были еще дома. Кин усмехнулся, представив своих однополчан, вернувшихся к гражданской жизни после окончательной победы. Теперь где-то там наверняка стоит обелиск в честь 35-го полка, осиротевшие родственники приносят цветы на День независимости.