Выбрать главу

Я ломал голову в поисках объяснения, пока наконец не понял, что нет смысла мучить себя вопросами в полдесятого, когда сможешь все узнать в двенадцать. И, в соответствии с этим выводом, я занялся чтением «Таймс» и вступил в беседу с пятью другими пассажирами моего вагона, так же страстно желавшими попасть в Линкольн, как и я.

Экстренный поезд всегда имеет «зеленую улицу», и мы прибыли в Линкольн лишь на три минуты позже запланированного времени. Клэверинг уже ждал меня на перроне, и мы тотчас же стали пробираться навстречу друг другу сквозь толпу пассажиров, сошедших с поезда. Я заметил, что мой приятель выглядел неважно, очень неважно.

— Поговорим, когда приедем домой, — сказал он, и мы протиснулись сквозь толпу к его машине.

Дом, в котором жил Клэверинг, был просто идеален для провинциального доктора. Он был построен в начале девятнадцатого века на главной улице города и ранее принадлежал деду, а затем и отцу Клэверинга, тоже доктора. Внутри дом был так же старомоден, как и снаружи. Клэверинг был в таком состоянии, что сразу же повел меня в свой кабинет, немного старомодный, но оснащенный новейшим оборудованием, и ввел в курс дела, одновременно смешивая для меня виски с содовой.

— Пациентка — моя девушка, — сказал он, немного задохнувшись при этих словах, и это произвело на меня впечатление: раньше я никогда не замечал за ним ничего сентиментального.

— Сильвия Бард, чемпионка южной Франции по плаванию, девушка, с которой я помолвлен, может быть, не надолго, если операция не увенчается успехом. Мы бессильны перед этой болезнью, и на севере не осталось ни одного выдающегося врача, который не пытался бы вылечить Сильвию.

Он взял себя в руки и довольно четко изложил мне все детали. Мисс Бард всегда отличалась отменным здоровьем и едва Ли проболела хотя бы один день после кори, перенесенной в детстве. Она отлично играла в гольф и в теннис и даже выступала за хоккейную команду графства. Когда закончился последний хоккейный сезон, она вместе с родственниками отправилась на Ривьеру, чтобы потренироваться и подготовиться к будущему сезону, но примерно через шесть недель после возвращения домой у нее появились жалобы на болезнь.

Болезнь была связана с брюшной полостью.

Девушка сразу же почувствовала что-то неладное, ведь она в полной мере привыкла пользоваться преимуществами того, что называется отменным здоровьем. Поначалу были жалобы лишь на легкое недомогание, но постепенно болезнь развилась, и над жизнью девушки нависла действительно серьезная угроза. Но ни сам Клэверинг, ни врачи, которых он приглашал, не могли поставить диагноз. Конечно, они испробовали все возможные виды лечения, но болезнь так и не отступила.

Клэверинг спросил:

— Видел ли ты когда-нибудь опухоль, которая могла бы перемещаться? — Это был чуть ли не вопль отчаяния.

— Нет. Новообразование не может двигаться, — ответил я с абсолютной уверенностью.

— Но оно перемещается. Взгляни на эти рентгеновские снимки.

Он выдвинул ящик и достал целую пачку снимков, и мы вместе их просмотрели.

Все это казалось невероятным.

Вне всяких сомнений, это было новообразование в прямой кишке, имевшее спайки и походившее, как заметил Клэверинг, на кляксу чернил в рекламе Стивенса. Оно не было похоже ни на одну опухоль, когда-либо подвергавшуюся рентгену; я, во всяком случае, ничего подобного ранее не встречал. И едва ли хотя бы на двух снимках положение новообразования совпадало!

В это невозможно было поверить: судя по некоторым снимкам, оно продвинулось на целых восемь дюймов.

— К черту все это! Почему ты не оперировал? — вскричал я.

— Оперировал! Мы все оперировали! Оперировал Даулинг, а хирурга лучше на севере я не знаю. Но когда он вскрыл кишку, опухоли там не было, и он не смог ее найти!

Я посмотрел на него.

— Поэтому-то я и послал за тобой — провести новую операцию. Боюсь, что мы позволили опухоли продвинуться слишком далеко — Сильвия этого не перенесет, еще в первый раз это было очень болезненно. Но ты обращаешься с ножом быстрее всех, кого я когда-либо встречал, и, может быть, ты сможешь уложиться в необходимое время.

— Ну, хорошо, хорошо, — мягко сказал я, — и ты отправил телеграмму: «Возможен великолепный шанс».