В это время к нему медленно подъехал всадник на черном коне. Он остановился перед потерявшим силу магическим кругом.
— Ты хорошо выдержал испытание, — сказал он, — что ты хочешь от меня?
— От тебя ничего, — ответил Вильгельм, — то, что мне нужно, я добыл себе сам.
— Но с моей помощью, — возразил незнакомец, — поэтому мне полагается моя часть.
— Никоим образом! — воскликнул Вильгельм. — Я тебя не звал и не нанимал!
Всадник насмешливо улыбнулся.
— Ты смелее, — сказал он, — чем обычно бывают подобные тебе. Возьми же пули, которые ты отлил! Шестьдесят для тебя, три для меня. Одни попадают, другие дурачат. Позже ты поймешь, в чем дело!
Вильгельм отвернулся.
— Я не хочу тебя больше видеть, — произнес он. — Оставь меня!
— Почему ты отворачиваешься от меня? — спросил незнакомец со зловещей усмешкой. — Разве ты меня знаешь?
— Нет, нет! — вскричал Вильгельм в ужасе. — Я не хочу тебя знать… я ничего не знаю о тебе! Кто бы ты ни был, оставь меня!
Черный всадник повернул коня.
— Твои вставшие дыбом волосы, — сказал он, — говорят о том, что ты меня знаешь. Я тот, чье имя ты с содроганием произносишь в мыслях.
С этими словами он исчез, и деревья, под которыми он стоял, опустили к земле свои засохшие ветви.
— Милосердный боже, Вильгельм, что с тобой случилось? — в один голос воскликнули Кэтхен и матушка Анна, когда Вильгельм, бледный и растерянный, пришел после полуночи домой. — Ты выглядишь так, будто поднялся из гроба.
— Это от ночного воздуха, — ответил Вильгельм. — В самом деле, меня немного лихорадит.
— Вильгельм, — сказал подошедший лесничий, — тебе что-то повстречалось в лесу. Почему ты не остался дома? Говори начистоту, меня ты не проведешь.
Серьезность папаши Бертрама озадачила Вильгельма.
— В общем, да, мне действительно кое-что повстречалось. Но, пожалуйста, потерпите девять дней! Раньше, сами знаете… — ответил он, намекая на охотничий обычай при сомнительной встрече не рассказывать о ней прежде определенного срока.
— Ладно, дорогой сынок, ладно! — согласился старик. — Дай-то бог, если это только то, что должно сохраняться в тайне девять дней. Оставь его в покое, мать, не расспрашивай его, Кэтхен! Я чуть было не оказался несправедлив к тебе, дорогой Вильгельм. Теперь ступай отдохни! Как говорит пословица, утро вечера мудренее. Впрочем, гляди бодрее! Кто служит своему делу и идет праведным путем, тому не будет вреда и от случайно встреченного в ночи привидения.
Вильгельму пришлось притворяться изо всех сил, чтобы не выдать своим поведением, насколько предположения лесничего совпадают с действительностью. Отзывчивость старика, его непоколебимое доверие, хотя все указывало на вину Вильгельма, разрывало сердце молодого егеря. Он поспешил в свою комнату, твердо решив уничтожить колдовские пули. «Мне нужна только одна — только одна пуля, — стеная и умоляюще сложив руки, взывал он к небу. Ведь должно же благое намерение хоть в какой-то мере оправдать сомнительное средство. Тысячекратным покаянием я искуплю свое деяние, если в нем было бы что-то греховное! Разве я могу теперь повернуть назад, не разрушив всего моего счастья, чести, любви?»
Решение Вильгельма искупить свою вину уняло беспокойство в его сердце. Утром он встретил восходящее солнце, вопреки опасениям накануне, с большим спокойствием.
Утром прибыл главный егерь и потребовал, чтобы перед пробным выстрелом была устроена небольшая охота с кандидатом на должность лесничего.
— Конечно, хорошо, — сказал он, — что мы придерживаемся старого обычая. Однако искусство охотника лучше всего проявляется в лесу. Поэтому вперед, в лес!
Вильгельм побледнел и, чтобы избежать охоты, стал приводить различные доводы против нее. А когда они не были приняты главным егерем, он попросил разрешения по крайней мере сначала выполнить свой пробный выстрел. Старый лесничий сокрушенно покачал головой.
— Вильгельм, Вильгельм, — сказал он дрогнувшим голосом. — Так, значит, правильно я вчера опасался?
— Отец! — воскликнул тот, и отчаяние сдавило ему горло. Вильгельм быстро удалился, но через несколько мгновений, уже готовый к охоте, вернулся и последовал за главным егерем в лес.