Старшеклассники задаются вопросом, откуда в гимназии всегда знают, когда должны прибыть с проверкой школьный инспектор, помощник куратора или сам куратор.
А однако, знают.
Необычный вид принимает тогда школа.
Дежурным в младших классах предоставляется неограниченная власть. Не дай Бог, дежурный пожалуется, что кто-то не захотел поднять бумажку, что-то нарисовал на доске или вообще шумит. Педели с парадными минами ходят по коридорам: нечто вроде усиленной охраны — атмосфера напряженная, словно в ожидании атаки, или осады, или военно-полевого суда.
Малыши сдержанно радуются: для них это разнообразие в монотонной, невыносимо скучной жизни, что-то среднее между праздником и переездом. Два враждебных лагеря, ученики и учителя старших классов, объединяются на некоторое время, чтобы сразить общего более сильного врага. Вся школа живет теперь одной мыслью, одним чувством, которые сводятся к слову: Начальство!
Даже те, кто мог бы не волноваться, испытывают известный трепет: а вдруг… а вдруг немилость, что тогда?
«Все при галстуках? У всех ремни? У кого нет пуговицы? Если у кого-нибудь есть посторонняя книжка, пусть отдаст. Кто выучил урок? Повторить хронологию!»
Стук колес о мостовую. Едет — не едет — едет. Нет. Головы поворачиваются к окну.
— Будьте внимательнее. Не оглядывайтесь, — делает замечание учитель необычайно мягким голосом.
Едет. Теперь уже едет.
Теперь, наверное, сторож, наряженный в новую ливрею с блестящими пуговицами, — старый николаевский ветеран — открывает ему дверь. Теперь, наверное, его встречает директор — подает ему руку. Шорох.
Идет по коридору. Вошел в пятый класс.
Учитель чистописания попересаживал учеников.
Зачем он это сделал, и самому было бы трудно ответить. На первых партах он посадил тех, у кого новые блузы и чистые воротнички. Поддался общему настроению, пусть даже и тут все будет образцово.
И Стасик оказался на первой парте.
Идет! Был в пятом классе на уроке русского языка, в восьмом на истории, в третьем на арифметике, а теперь вошел в класс Стасика во время урока чистописания.
— Чистописание?
Ответом был низкий поклон.
— Садитесь, — обратился он к мальчикам. — Занимайтесь своим делом. — Учителю подал руку.
«Бог мой, сколько орденов», — подумал Стасик.
— Рааз, дваа — рааз, дваа, — считает первый ученик, а класс в такт пишет.
— Вы открываете окна во время перемены?
С этого вопроса куратор всегда начинает посещение каждого класса, согласно правилу: mens sana in согроге sano{2}.
— Рааз, дваа, — считает, может быть, слишком громко первый ученик.
Положено было, чтобы считал первый или второй ученик.
Куратор склонился к тетрадке Стасика.
— Встань, — приказал учитель.
Стасик встал.
— Ты неправильно держишь ручку. Ручку, когда пишешь, надо держать так. А вы, — продолжал он, обращаясь к учителю, — должны строго следить за тем, чтобы ученики держали ручку так, как следует.
Сделав это, последнее, замечание, сановник хотел было покинуть здание школы, чтобы к часу успеть домой на завтрак.
— Я именно потому и сажаю его на первую парту, что он неправильно держит ручку, — сказал учитель чистописания.
Робкую попытку оправдаться школьные власти сочли за дерзость. Ответ учителя мог означать: «Я добросовестно тружусь на благо вверенной мне детворы», как и: «Знаю, как надо держать ручку и без ваших замечаний». Слушать и не рассуждать — учитель отступил от этого правила и был заслуженно наказан.
Куратор слегка покраснел и, показывая пальцем на вторую и третью парты, сказал жестко:
— Эти не сидят на первой парте, а пальцы держат отвратительно.
И взглянув на часы, вышел, не простившись.
«Строго, отвратительно» — Стасик чувствовал, что над ним нависла грозовая туча.
Стук колес означал, что начальство уехало.
— Осел! — заорал учитель. — Болван! И еще лезет на первую парту!
— Вы меня сами посадили, господин учитель, — говорит Стасик.
— Молчать! На последней лавке будешь на моих уроках сидеть. Попомнишь ты меня. Марш! Лапы вам поотобью, — обратился он уже ко всему классу. — Скоты!
Стасик взял тетрадку и ручку и пошел на последнюю парту.
Стасик, как все в классе, учителя чистописания презирал. Преподает только до третьего класса, оставить на второй год не может; но это «Попомнишь ты меня…». А если скажет директору, что тогда? А учитель в графе «Пшемыский» поставил четыре жирных кола: по предмету и за внимание, прилежание и поведение.