— О чем вы его спрашиваете? — потребовала она ответа, и Ли медленно повернул к ней голову.
— Я хочу знать, что произошло, — отрывисто сказал он.
— По-моему, с этим вопросом можно немного повременить. Ему нужен покой.
— Это очень важно, — холодно проговорил он. — Я намерен добиться ответа.
Не раздумывая, Трейси встала между капитаном и юношей.
— Почему? — дерзко бросила она ему. — Потому что из-за него на пятнадцать минут сбился график движения судна? Простите, капитан Гаррат, но я настаиваю: мой пациент должен прийти в себя после перенесенного шока, прежде чем вы начнете расспрашивать его.
Наступила минутная напряженная тишина, пока серые глаза сверлили ее взглядом. Затем с ледяным самообладанием он произнес:
— Через пятнадцать минут мы поговорим об этом у меня* в каюте.
Джо, который слышал весь разговор из коридора, вернулся в кабинет с охапкой постельного белья всего через несколько секунд после ухода капитана. Он с любопытством взглянул на Трейси, но, увидев выражение ее лица, от комментариев воздержался. Подошедший стюард принес ей розовое льняное платье. Она предоставила Джо стелить постель и укладывать Бёрре, а сама переоделась в кабинете. По крайней мере при разговоре сможет держаться хоть с каким-то достоинством.
Когда перед уходом она заглянула в палату к Бёрре, паренек встретил ее робкой, но благодарной улыбкой.
Трейси покачала головой:
— Не знаю, что там случилось, но очень сильно подозреваю, что ты занимался не делом. Нет, — добавила она, заметив тревожный взгляд, — я ни о чем не собираюсь тебя расспрашивать. Оставим это до завтра.
Прошло ровно четырнадцать с половиной минут, когда она постучала в дверь капитанской каюты. Ли отвернулся от иллюминатора с мрачным выражением лица.
— Прежде чем начинать разговор, я хочу, чтобы вы запомнили одно, — сразу заговорил он. — Нравится вам это или нет, но пока вы находитесь на борту этого корабля, вы обязаны выполнять мои распоряжения. Это ясно?
— Не совсем. — Гордость помогла ей заговорить с твердостью. — Там, где дело касается моих пациентов, я обязана сама принимать решение.
— С этим я не спорю. Дело не в том, что вы не позволили мне расспросить этого парня, а в том, как вы это сделали. Вы позволите себе говорить таким тоном с врачом или медсестрой больницы перед пациентом?
— Нет, — подавленно призналась Трейси, — не позволю. Простите меня.
— Но вы по-прежнему считаете, что поступили правильно?
Трейси покраснела.
— Имеет ли значение, что я считаю?
— В этом случае имеет, — резко заявил он. — Капитан должен быть полностью уверен во всех членах своего экипажа.
Сунув руки в карманы, он долго смотрел на нее, прежде чем заговорил снова:
— Как вы думаете, почему я решил задать вопрос Бёрре Хольсту именно тогда?
— Н… не знаю.
— В таком случае будьте добры выслушать. У юнг существует давняя традиция. Любой новичок должен пройти испытания, прежде чем его признают своим. Некоторые испытания достаточно безобидны, и я готов смотреть на это сквозь пальцы. Зато другие уже не так безопасны, и я их запретил. — Он помолчал. — К ним относится короткое, но очень рискованное хождение по перилам в определенном отсеке корабля. Сказать, где именно?
Трейси поглядела на него с испугом:
— Вы хотите сказать, что, возможно, Бёрре упал за борт, когда пытался пройти по перилам?
— Вот это я и хотел выяснить. Я прошел прямо к нему в надежде, что после испытанного шока у него развяжется язык.
— Вот оно что. — Трейси вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. Видимо, следовало опять извиниться, но что-то подсказывало ей, что любая попытка принести извинения вызовет у него только презрение. — Что вы теперь собираетесь делать?
Он пожал плечами:
— Докопаюсь до правды, даже если для этого придется нагнать страх божий на каждого глупого юнца! Я не допущу, чтобы это повторилось, да еще, быть может, с более трагическим исходом.
Он уловил секундное изменение в выражении лица Трейси и улыбнулся с каким-то мрачным весельем:
— Не нужно так переживать о сохранности их шкуры. Порка привязанного к мачте давным-давно вышла из употребления.
— Рада слышать, — парировала она. — У вас все?
— Не совсем. — Ли сделал два шага по направлению к письменному столу, взял сложенный листок бумаги и протянул ей: — Это касается вас.
Трейси приняла его с нелегким чувством, что все повторяется снова. Однако на этот раз содержание радиограммы оказалось совершенно другим:
«Прости за молчание. Последние пять дней были в Иоганнесбурге. С нетерпением ждем доктора Редферн.