- К вам, Олег Петрович, быть может, и нагрянула, только не ко мне, - парировала она насмешника.
А учительница русского языка и литературы, услышавшая их разговор, ехидно добавила: «Олег Петрович, вы хоть и преподаватель физкультуры, но пора бы уж научиться правильному построению речи».
Она же влюблена в него, как кошка, вспомнила Людмила Афанасьевна. Поэтому и задирает его по всякому поводу и без повода. Всё делает, лишь бы он обратил на неё внимание.
Дома, переодеваясь в халатик, она подошла к зеркалу. Да, правы вы, Олег Петрович, я неплохо выгляжу для своих тридцати семи, вон, даже животик округлился...
- Что? Какой... может быть животик? - ахнула она, побледнев. Я, что?! Да не может быть такого, я же ни с кем..., ужаснулась она. Я же..., у меня же... только школа, ученики иии... подработка на почте...
И словно обухом по голове: а тот ненастный вечер... позабыла, что ли? Гос-по-ди, как же это?! - застонала она. Какой позор на мою голову! А что я скажу Вере? А что скажут в школе? Немедленно нужно идти к гинекологу и делать аборт. А, может я ошибаюсь, и я не беременна?
Терзаясь неизвестностью, Людмила Афанасьевна долго не могла уснуть, а утром, чуть свет, позвонила завучу домой и, задыхаясь от еле сдерживаемого волнения, предупредила, что задержится немного и, чтобы избежать ненужных вопросов, быстро положила трубку, и осталась стоять, вперив взгляд в звенящую пустоту квартиры.
В женской клинике приговор был жестоким и окончательным: срок беременности - девять недель, аборт делать нельзя! Врач ещё и сокрушённо добавил при прощании: «Что же вы мамаша на обследование так поздно пришли? Мы должны вас поставить на учёт».
- Не нужно на учёт, - окончательно расстроенная, ответила она, и неожиданно добавила, - я на днях переезжаю в другой город, там и стану на учёт.
А придя в школу, попросила дать ей отпуск без содержания на год. Директор упёрся - «У нас преподавателей не хватает, а вы просите отпуск на год, не дам! Категорически заявляю - не дам! Вы меня, Людмила Афанасьевна, без ножа режете... по живому!»
«Тогда я увольняюсь» - ответила она и, выйдя в канцелярию, быстро написала заявление на увольнение по собственному желанию.
От всех этих нервотрёпок она была настолько напряжена, что придя домой совершенно измотанной, не раздеваясь, упала на кровать и разрыдалась.
Пролежав остаток дня, выплакав все слёзы, хоть и говорят, что у женщин слёз не меряно, она стала размышлять о своём будущем: «Дура, какая я дура, - корила она себя, - хорошенько не подумав, ляпнула, что уеду, а куда я уеду? Куда? Кому я нужна, да ещё беременная? Единственный человек, который меня поймёт и примет - сестра, но к ней нельзя, там дочь, Вера... и, как объяснить сестре свою беременность? Оо-о, Господи, что же мне делать?! - забилась, заметалась она на постели.
Когда её немного отпустило, она стала вспоминать своих друзей и подруг, которые могли бы помочь ей в сложившейся ситуации.
Перебрав с десяток, она подумала о Марии. Вот кто ей поможет. Они, в далёком прошлом, вместе учились в педагогическом институте, жили в одной комнате, и были неразлучными подругами. Правда, за все годы после окончания института, они лишь однажды поговорили по телефону, хотя открытки с поздравлениями на день рождения и на Новый год посылали регулярно.
Что ж «Попытка, не пытка», решила Людмила Афанасьевна, и набрала междугородний номер.
Гудки вызова гудели, но никто трубку не поднимал. Отчаявшись дозвониться, она уже хотела положить трубку, как в телефоне что-то клацнуло и кто-то, ломающимся баском, сказал - «Алло! Говорите!»
- Пригласите к телефону Марию, - зачастила она в трубку, я её подруга, Людмила.
Издалека, приглушённо донеслось - «Мам, это тебя... какая-то Людмила».
Людмила догадалась - это младший сын Марии..., как же его звать? - попыталась она вспомнить..., ааа - Коля, неожиданно подкинула её память ответ.
С Марией она обо всём договорилась, хоть и с некоторыми заминками в разговоре, но договорилась.
Следующий вопрос, требующий незамедлительного решения, как уберечь квартиру от разграбления.
Лучше всего, конечно, найти квартирантов, прикидывала она варианты - какой-никакой доход, и за квартирой присмотр... - Не оставлять же её на несколько месяцев запертой.
Но этот вопрос, возможно лёгко разрешимый для других, для непрактичной Людмилы Афанасьевны был настоящим препятствием.
Но, наверное, мне помогает сам Всевышний, подумала она, когда на удивление вопрос с квартирой и квартирантами разрешился очень быстро. Прямо на следующий день «всё знающая старушка» посоветовала зайти к жильцам во втором этаже. Они женили сына, сказала она Людмиле Афанасьевне, и им нужна квартира. А затем словоохотливо затараторила: «Они ж, почитай, молодые. Им же охота пожить в своё удовольствие и этот, как его, уж совсем забыла..., она немного подумала, пошамкала беззубым ртом и, вроде, как застеснявшись, проговорила шёпотом, - у них же... этот..., медовый месяц». И пергаментное лицо её, после произнесённых последних слов, слегка порозовело.