Выбрать главу

Митч Флетчер в это время разливал чай. Резко обернувшись, он тут же поставил чайник и бросился на помощь.

– Стойте так и не двигайтесь!

Джорджия не успела опомниться, как он уже крепко держал ее за руку. Она застыла на месте, охваченная сильной дрожью, но боль от ушиба была тут вовсе ни при чем – от близкого присутствия Митча Флетчера она просто не могла пошевелиться.

Нога совершенно одеревенела, и Джорджия нагнулась, чтобы растереть ее, но Митч Флетчер не позволил ей этого сделать.

– Давайте-ка лучше я, вы же еле стоите, – сурово сказал он. – Какого черта вы тут полуночничали?

Он замолчал и присел на корточки. От прикосновения грубоватых горячих пальцев Джорджия замерла, затаив дыхание. В доме было тепло, и она работала за компьютером с голыми ногами.

Глядя на склоненную темноволосую голову Митча, Джорджия едва не потеряла сознание.

Никогда еще она не чувствовала себя такой беспомощной, к тому же никогда раньше ей не приходилось стесняться своих бледных ног. Митч массировал ей лодыжку, а она следила за движениями загорелых пальцев с удивлением и страхом. Его она сейчас не боялась – он ведь просто оказывал ей первую медицинскую помощь. Она боялась себя – своих желаний и порывов, которые безудержно рвались наружу и могли захлестнуть ее в любой момент.

Митч продолжал мягко и ритмично растирать ей ногу, чтобы успокоить острую колющую боль, но лишь усилил и без того неистовое возбуждение. Помимо собственной воли она выкрикнула:

– Да прекратите же, наконец!

Он сразу подчинился и, не глядя на девушку, с мрачной иронией заметил:

– Прошу прощения. Кажется, я перестарался.

Джорджия была готова поколотить себя за проявленную к нему несправедливость, но сдержаться уже не могла:

– Вот именно. Я не нуждаюсь в вашей помощи. Она мне неприятна!

Увидев, как передернулось его лицо, девушка испугалась еще больше; конечно, лучший способ защиты – это нападение, но, судя по всему, она переборщила. Она ожидала получить ответный удар: какую-нибудь гадость, которая напомнила бы ей о минуте слабости и роковом поцелуе. Но Митч Флетчер этого не сделал.

– Не вижу ничего хорошего в том, чтобы урабатываться до изнеможения и засыпать прямо на стуле. Вот ваша чашка. На вашем месте я выпил бы чаю и отправился бы прямо в постель. Впрочем, в моих советах вы тоже не нуждаетесь.

Он удалился из «кабинета» прежде, чем Джорджия успела извиниться за свою горячность и поблагодарить за чай. Спустя некоторое время боль в ноге утихла, и девушка смогла перейти в спальню, при этом она убедилась, что дверь в комнату Митча Флетчера плотно закрыта, но выбивающаяся полоска света неопровержимо свидетельствовала, что ее обитателю сейчас явно не до сна.

Хоть это и странно, но впервые за много дней Джорджии удалось как следует выспаться и проснуться бодрой и свежей. Даже не спускаясь вниз, она уже знала, что Митч Флетчер ушел на работу. Без него в доме сразу становилось необыкновенно пусто и тревожно.

В ванной и на кухне царил идеальный порядок. Готовя завтрак, девушка отметила про себя, что как квартиранта Митча решительно не в чем упрекнуть, не считая, конечно… не считая его невероятной притягательности. Но тут уж он не виноват, хотя и думает, что она любовница женатого мужчины, и, не скрывая, осуждает ее.

Джорджия вспомнила, как Митч Флетчер рассказывал ей о своем детстве. Невольно она представила его совсем мальчиком с ясными глазами и серьезным личиком. Перепуганный ссорой родителей, он еле сдерживает слезы. В сравнении с нею, окруженной в детстве заботами тети Мей, он был очень несчастен, и его нескрываемое презрение к женщинам-разлучницам вполне объяснимо. Джорджия, кажется, начала догадываться, почему он вообразил о ней такую нелепицу…

Она обвела взглядом кухню. Может, было бы лучше, если бы Митч оказался неряхой? Под этим предлогом легче было бы попросить его съехать. Впрочем, тогда пришлось бы вернуть ему деньги, а это, увы, невозможно.

Джорджия не забыла, что тетя Мей была обеспокоена ее будущим и волновалась из-за больших расходов. И раз уж больной ничем не поможешь, то надо хотя бы избавить ее от лишних переживаний. Волей-неволей придется держаться за Митча Флетчера.

Джорджия поднялась наверх, а по пути в «кабинет» задержалась около комнаты Митча и, сама не зная почему, хотела уже туда зайти, даже взялась было за ручку двери…

Однако, ужаснувшись своему поступку, девушка тут же развернулась и юркнула в свой «кабинет». Неужели она смогла бы бесцеремонно вторгнуться в его личную жизнь, воспользовавшись удобным случаем? Ее мучили угрызения совести – ведь она едва не пошла на поводу у гнусного желания безнаказанно заглянуть в чужой мир. Она не могла объяснить самой себе, почему оказалась у закрытой двери, да и не хотела копаться в том, что руководило ею. Разве мало ей тех недоразумений, которые уже возникли между нею и Митчем Флетчером? Он и так невысокого мнения о ее моральном облике.

Все дело в том, рассуждала Джорджия, собираясь в больницу, что болезнь тети Мей сильно выбила ее из колеи, поэтому выдержка нередко и подводит. Она чувствовала себя такой уязвимой, словно с нее содрали кожу, – вот в чем причина ее столь болезненной реакции на людей и события.

По пути в больницу Джорджии нужно было позвонить Луизе Мейтер и заскочить к ней, чтобы отдать сделанную работу. Та приветливо встретила девушку и тут же предложила выпить по чашечке кофе. Луиза была очень любезна и, конечно, спросила, как дела у тети Мей. Дежурный ответ чуть не слетел с губ Джорджии: она так долго обманывала себя, что бодрые слова о скором выздоровлении вошли в привычку. Но пришло время отказаться от лжи.

Глотая слезы, девушка выложила всю правду. Луиза выслушала ее с искренним сочувствием.

– Тетя Мей просто поразила меня. Она все знает и принимает неизбежное с необычайным мужеством. Она вся как будто наполнена любовью и вечным, иначе и не скажешь, покоем. Я просто не нахожу слов, чтобы…

– Да, я знаю, о чем ты говоришь. Когда моя бабушка умирала, с ней было то же самое. Ей тогда исполнился девяносто один год, и я убеждала ее, что она обязательно доживет до ста лет. И знаешь, что она ответила? Что не хочет больше жить и готова встретить смерть. Я была в полном ужасе, не могла понять, как можно так думать. Бабушка всегда была настоящим борцом… Я почувствовала; что она как бы отворачивается от жизни, и от всех нас тоже. И лишь спустя много месяцев я поняла, что она тогда пыталась мне объяснить, поняла весь свой эгоизм – ведь я не хотела слышать о том, что было у нее на сердце. Джорджия, если тебе нужно будет с кем-то поделиться, ты всегда можешь на меня рассчитывать. – Луиза ласково потрепала девушку по плечу, и та чуть снова не расплакалась. – А теперь расскажи мне о Митче, – попросила Луиза, чтобы сменить тему. – Он произвел на меня большое впечатление. Я слышала восторженные отзывы его сотрудников. Говорят, он великолепный руководитель, умеет, когда надо, быть жестким, но при этом справедлив и всегда готов выслушать. Ты знаешь, мои девчонки меня просто замучили… Он их настолько обаял, что некоторые совсем потеряли голову и уже строят воздушные замки. Но Элен, моя приятельница, ей за пятьдесят, считает, что он достаточно умело охлаждает пыл своих поклонниц – Митч делает это очень тактично, не задевая их самолюбия. Меня больше всего восхищает в мужчинах, когда они спокойно относятся к своим успехам у слабого пола! Элен, похоже, прониклась к нему материнскими чувствами. На днях она пожаловалась мне, что Митч слишком много работает. Ходят слухи, что он собирается перевести свои дела сюда. В этом есть свой резон: сейчас их главный офис находится недалеко от Лондона, но Митч сам говорил мне, что гораздо удобнее иметь контору поближе к основному производству. Ты ничего об этом не слышала?

Джорджия покачала головой.

– У нас не было времени толком пообщаться. Да мы почти и не видимся. Утром он уходит, когда я еще сплю, а по вечерам мы оба работаем. Я надеюсь, ты не сказала Митчу про тетю Мей? Он пока ничего не должен знать, мы ведь окончательно с ним не договорились…