Следя за тлеющим кончиком сигареты, он вспомнил скалы возле бухты, где она упала. Тогда ему показалось, что там легко сорваться вниз. В каменном склоне были выбиты ступеньки, после дождя они становились скользкими; подъем был не очень крутым, но под ним торчали острые скалы, их поверхность сглаживалась лишь у воды.
Он потушил сигарету. Под теми скалами находился удивительно живописный уголок. Джон часто ходил туда с ребенком.
Сейчас Макс видел все очень четко. В тот уикэнд в Бариане состоялась веселая пирушка — София их обожала. Он приехал с Евой, Майкл — с Мэриджон. Кроме двух пар, в Бариане находились лишь Джон, София и мальчик. Джон пригласил еще одну пару, но те люди не смогли приехать.
Он мысленно представил себе Бариан. Старый фермерский дом с желтыми стенами и белыми ставнями, перестроенный Джоном, стоял в двухстах метрах от моря. Это было необычное, потрясающее место. После смерти Софии Макс решил, что Джон продаст Бариан, но он этого не сделал. Он отдал его Мэриджон.
V
Как только Майкл Риверс вернулся этим вечером домой, он тотчас вывел машину из гаража и отправился из Вестминстера, находилась его квартира, в монастырь, расположенный в семидесяти километрах от Лондона, в Сюррее. В Гилдфорде он перекусил и поехал дальше в сторону Хиндхэда и Девилс Панчбоул. В начале восьмого он подрулил к обители, называвшейся «Крест Ансельма». Июльское солнце догорало в небе над елями, которые ели на холмах.
Его приняли с удивлением, настороженностью и даже неодобрением. Как правило, посетителей не пускали по вторникам; мать-настоятельница строго следила за соблюдением этого правила. Однако в случае крайней необходимости исключения все же делась.
— Вас, разумеется, ждут?
— Нет,— сказал Риверс,— но... думаю, она захочет меня увидеть.
— Одну минуту, пожалуйста,— произнесла женщина в черном платье; повернувшись, она покинула помещение.
Он прождал примерно четверть часа в пустой маленькой комнате; его терпение уже истощалось, когда женщина наконец вернулась. Ее тонкие губы были недовольно сжаты.
— Сюда, пожалуйста.
Он последовал за ней по длинным коридорам; знакомая тишина угнетала его. Он попытался на мгновение представить себе, что значит жить в таком месте, отрезанном от мира, наедине со своими мыслями, но его сознание отторгало эту картину, Майклу стало е по себе, его кожа покрылась испариной. Чтобы нейтрализовать кошмарный плод воображения, он заставил себя подумать о своей сегодняшней жизни, о буднях, заполненных работой в офисе, вечерах, проведенных в клубе за бриджем или в ресторане клиентами, о уикэндах с гольфом и прогулках на свежем воздухе, него не оставалось времени на то, чтобы просто посидеть и подуть. Так было лучше. Когда-то давно он иногда получал удовольствие от одиночества, но сейчас предпочитал, чтобы его жизнь была насыщена общением с людьми и деятельностью. Монахиня открыла дверь. Когда он переступил порог, она закрыла за ним дверь, и он услышал донесшийся из коридора звук ее торопливых шагов.
— Майкл! — с улыбкой на лице произнесла Мэриджон.— Какой приятный сюрприз!
Она встала и подошла к нему; солнечные лучи, проникавшие сквозь окно, упали на ее прекрасные волосы. В его горле тотчас образовался комок; он стоял в растерянности перед ней; он потерял способность говорить и двигаться, почти не замечая, что их окружает.
— Дорогой Майкл,— услышал он ее мягкий голос.— Проходи, садись, объясни мне, в чем дело. Плохие новости? Иначе вряд ли бы ты отправился в такую даль после тяжелого дня.
Она ощущала, что он чем-то расстроен, но не знала, в чем тут причина. Ему удалось овладеть собой; она подвела его к двум стульям, стоявшим у стола. Он сел напротив Мэриджон и нащупал пальцами пачку сигарет.
— Можно мне покурить? — пробормотал он, глядя на стол.
— Пожалуйста. Угостишь меня?
Он удивленно посмотрел на нее, и она улыбнулась, заметив выражение его лица.
— Я не монахиня,— напомнила она.— Даже не послушница. Я всего лишь ушла от мирской жизни.
— Конечно,— смущенно произнес он.— Я всегда это забываю. Он протянул ей сигарету. Она все еще носила обручальное кольцо; она взяла сигарету тонкими длинными пальцами, которые он помнил.
— У тебя прибавилось седых волос, Майкл,— сказала она. Думаю, ты по-прежнему слишком много работаешь.
Сделав затяжку, она добавила:
— Какой странный вкус! Очень необычный! Словно у экзотического яда, усыпляющего навеки... Сколько времени прошло с твоего последнего приезда, Майкл? Шесть месяцев?
— Семь. Я был здесь во время Рождества.
— Ну конечно! Теперь я вспомнила. У тебя та же квартира в Вестминстере? Странно, я не могу представить тебя в Вестминстере. Ты должен снова жениться и жить в шикарном пригороде в Ричмонде или Рохэмптоне.
Она задумчиво выпустила дым к потолку.
— Как поживают твои друзья? Ты видел Камиллу? Помню, ты говорил, что встретил ее на какой-то вечеринке.
К нему постепенно возвращалось спокойствие. Он был благодарен ей за то, что она болтала все это время, пока он не почувствовал себя лучше; она сыграла прелюдию, в которой он нуждался. Словно она знала... Нет, это исключено. Она не может знать.
— Нет,— сказал он.— Я больше не видел Камиллу.
— А Джастина?
Она, видно, знает. По его голове побежали мурашки.
— Нет, ты не видел Джастина,— ответила она за него.
Он заметил, что она стала говорить медленнее, ее глаза повернулись к окну, сфокусировались на невидимом ему объекте.
— Кажется, я понимаю,— произнесла она наконец.— Ты приехал, чтобы поговорить со мной о Джоне.
В комнате воцарилось молчание, тишина плотно окутала их обоих. Он постарался представить себе, что находится в своем офисе, а она — всего лишь клиент, с которым он должен обсудить Он попытался заговорить, но ему не сразу удалось это сделать.
— Он вернулся.
Она посмотрела на него, ее глаза замерли; она ждала продолжения.
— Да?
Снова молчавшие. Она уставилась на его руки; длинные ресницы оттеняли ее лицо и сообщали взгляду нечто, всегда пугавшее Майкла.
— Где он?
— В Лондоне.
— У Камиллы?
— Нет, в отеле «Мэйфэр».
Простота вопросов и ответов напомнила Майклу бесчисленные беседы с клиентами, и внезапно ему стало легче говорить.
— Я узнал это из вечерней газеты,— сказал он.— Его назвали канадским миллионером, владельцем недвижимости, меня это удивило, но на фотографии был, несомненно, Джон. Заметка опубликована в разделе светской хроники, репортер упомянул и Камиллу. Он не назвал гостиницу, но я обзвонил все главные отели — это заняло не более десяти минут. Я решил, что вряд ли он остановился у Камиллы — при нашей последней встрече она сказала, что не поддерживает с ним контакта, даже не знает его канадского адреса.
— Понимаю. Пауза.
— В газете написано что-то еще?
— Да. Он обручен с молодой англичанкой и собирается в ближайшее время жениться.
Она посмотрела в окно на вечерний пейзаж и ясное синее небо, потом улыбнулась:
— Я рада.
Она заглянула ему в глаза.
— Это замечательная новость. Надеюсь, он будет очень счастлив.
Он первым отвел взгляд и уставился на грубую деревянную поверхность стола; его вдруг охватило желание убежать от этой тающей тишины, помчаться сквозь сумерки к оглушающему лондонскому шуму. Ты хочешь, чтобы я...— услышал он свое бормотание, но она перебила его:
— Нет, тебе не стоит встречаться с ним ради меня. Спасибо, что ты проделал такой путь, чтобы увидеться со мной, но больше ты сейчас ничего не можешь сделать.
— Если тебе что-нибудь понадобится — какая-нибудь помощь...
— Знаю,— сказала она.— Я тебе признательна, Майкл. Вскоре он ушел. Она протянула ему руку, когда он попрощался, но этот жест придавал их расставанию официальную, бездушную ноту, и он предпочел не заметить его. Спустя несколько минут он завел мотор, включил на полную громкость радио и отправился назад в Лондон.