Когда приехала Трисия и позвонила мне снизу, все попытки справиться с волосами привели лишь к тому, что от статического электричества они торчали в разные стороны, а шея и грудь от нервного напряжения пошли пятнами. Даже любимые туфли, которые я надеваю с этим платьем, жали, видимо, из вредности. Сумей я распознать во всем этом дурное предзнаменование, я осталась бы дома, надела пижаму, включила канал с голливудской классикой и устроила в ванной бомбоубежище.
Внизу наш швейцар Дэнни не сводил с Трисии восхищенных глаз. В светло-голубом платье от Армани, с зачесанными наверх волосами и гребнями из марказита она действительно выглядела сногсшибательно. Она было попыталась меня успокоить, но я все равно чувствовала себя комком нервов, обрядившимся в маскарадный костюм журналистки.
— Думай только о том, как уморительно будет выглядеть твоя начальница на подиуме, — сказала Трисия, не сомневаясь, какие мысли я гоню от себя. — Выкинь статью из головы хотя бы до завтра.
— О статье я и не думаю, — сказала я, когда мы шли к ожидавшему нас такси. С Кэссиди и Аароном мы должны были встретиться на месте, как и с Кайлом и Донованом.
— Не ври, — сказала она без намека на грубость.
— Ладно, ты права, но статья не главное, что меня беспокоит.
— Сейчас тебя должно беспокоить только то, как ты проберешься на заднее сиденье в таком узком платье. — Трисия защелкнула сумочку и приготовилась к захватывающему зрелищу.
Элегантно сесть в машину и столь же элегантно из нее выйти — почти искусство. В вечернем платье сделать это практически невозможно. Думаю, именно поэтому те, перед кем расстилают красные ковровые дорожки, приезжают на приемы в лимузинах. К этим машинам непременно прилагаются дюжие молодцы, которые извлекают знаменитость из автомобиля, ставят на ноги, и так она предстает перед восхищенной публикой во всем своем великолепии. К нашему такси прилагалась лишь крупная угрюмая женщина, которая ничего, кроме руля, брать в руки не собиралась и явно разозлилась, наблюдая за моими маневрами.
Проделав целую комбинацию наклонов и вращений, я-таки вписалась в заднее сиденье и отползла достаточно далеко, чтобы Трисия втиснулась рядом со мной. Ни один шов на платье как будто не разошелся, каблуки не зацепились за подол, бретельки не сползли; оставалось молить бога, чтобы и вторая часть вечера прошла так же гладко, тем более что меня постепенно охватывало волнение совершенно особого свойства.
Когда мне исполнилось шестнадцать, подруги решили устроить мне вечеринку-сюрприз. Им даже удалось уговорить прийти на нее нашего баскетболиста Джерри Шэннона. Он сидел позади меня на уроках английского, и я тогда сходила по нему с ума. Восторг, который я испытала, когда, спустившись на цокольный этаж дома моей подруги Мэри, увидела Джерри, сравним лишь с отчаянием, охватившим меня чуть позже, когда я поняла, что он пришел с девчонкой из группы поддержки, о чьем существовании никто из моих подруг не подозревал. Эта странная смесь счастья и разочарования терзала меня не один день, и даже теперь я связываю нарастающую внутри тревогу с тем давним вечером.
Похоже, о сегодняшнем вечере я буду всегда вспоминать с тем же чувством. За окнами машины мелькал квартал за кварталом, а во мне росла уверенность, что Линдси кого-то покрывает и делает это с таким рвением, что способна даже взять всю вину на себя. Любая из ее коллег охотно позволила бы ей взять на себя бремя ответственности, но невозможно понять, почему сама Линдси готова на это пойти. Несмотря на присущую ей материнскую заботу об окружающих, в ней должен был проснуться инстинкт самосохранения.
Если только вина частично не лежит и на ней. Или она так думает. Что, если она не только избавилась от пистолета, но и помогала его добыть? Или участвовала в организации убийства? Возможно, оно спланировано до мельчайших деталей, как их рекламные кампании, и сознательно представлено как преступление в состоянии аффекта, чтобы ввести в заблуждение полицию.
Итак, не Венди ли она покрывает? Обе они жаловались на аллергию, но остальные в основном упоминали аллергию Линдси. Может быть, аллергия Венди — плод фантазии? Я тут же представила себе Венди, убежденную, что она заслуживает большего. Она надеется после слияния агентств занять высокое положение в новой компании. Но Гарт хочет оставить все как есть, и они ссорятся. Угрожая пистолетом, она заставляет его выпить шампанское из бокала, на дне которого лежит брелок, потом теряет самообладание, бьет его по лицу и стреляет. Затем она звонит Линдси, и та помогает ей замести следы. Вот почему пистолет был завернут в облитую «Успехом» блузку Линдси.