Эмиль тяжело вздохнул, стараясь, чтобы это заметила не только я, но и Гвен.
— Знаете, Молли, я всегда мечтал выпускать собственные духи. В дополнение к одежде.
Гвен встала и подошла к отделанному мрамором камину, над которым висело потрясающее полотно — что-то среднее между парадным портретом королевской особы и снимком голливудской звезды для глянцевой обложки: она в открытом бархатном зеленом платье от Валентино, которое удивительным образом подчеркивает ее дивную кожу, по обнаженным плечам каскадом струятся волосы.
— Эмиль, прекрати уводить разговор в сторону, — сказала она, с такой силой раздавив окурок в хрустальной пепельнице на камине, что та едва не разбилась вдребезги.
— Не пора ли забыть о том, что любой, кто говорит с тобой, думает о Гарте! — Я чувствовала, как он старается, чтобы голос звучал ровно, но Гвен этого, кажется, не заметила.
— А может, я и сама хочу говорить о нем. Это никому не приходило в голову?
Меня почти тронуло ее признание, но потом она изогнулась и картинно, как Лана Тернер, оперлась на камин, так что я подумала, не отрепетировала ли она всю эту сцену заранее.
— Отлично, дорогая, говори о нем, если хочешь, только не забудь вернуться к «Успеху», когда устанешь лить слезы, — сказал Эмиль, опустился в освободившееся кресло и в ожидании сложил руки на груди.
Может быть, я чего-то недопонимаю в их отношениях? Я искренне полагала, что он затеял интервью, чтобы попытаться создать о ней благоприятное впечатление, если не обелить ее. А может быть, гораздо больше, чем ее невиновность, Эмиля интересует судьба его духов, и он использует связанный с ней скандал в корыстных целях? Или не хочет, чтобы из-за шумихи он и его духи отошли на второй план? А может, все дело в деньгах?
— Я не могу вот так взять и забыть об этом, — отрезала она.
Эмиль устало кивнул — очевидно, они и раньше вели подобные споры.
— Ты забыла, как ты его ненавидела, — помнишь только, что любила.
Она подошла ко мне:
— Можете использовать это в своей статье. По-моему, просто находка.
Но одно дело подчиниться требованию явиться по первому зову, другое — писать под чью-то диктовку. Уж этого я делать точно не собиралась. Мне хотелось во всем разобраться, и я решила вернуть разговор в продуктивное русло:
— Значит, вы не в силах его забыть. В таком случае вам, наверное, будет трудно руководить совместным предприятием с мистером Уиллисом?
— Всем нам будет нелегко, — тут же отреагировал на мой вопрос Эмиль, — но особенно творческой команде Гарта. Они были так ему преданы.
— Преданы?! — Гвен извлекла из портсигара вторую сигарету. — Эта команда больше напоминала фэн-клуб сдвинутых подростков — смотреть противно. Я бы не удивилась, если бы эти девицы являлись на презентации с надписью на ладонях «Мы любим Гарта».
Я невольно вспомнила Брента Шоу, мальчика с длинными ресницами и ямочками на щеках — объект своих воздыханий в десятом классе, — и с трудом отогнала наваждение.
— А кто его не любил?
Эмиль посмотрел на меня сурово, а Гвен лишь усмехнулась:
— Считаете, мне следовало завести список?
— Но ведь вас бы в этом списке не было?
— Разве я выразилась недостаточно ясно?
— Не совсем. Между прочим, когда мистер Требаск сказал, что вы помните о своей любви к мужу, вы заметили, что это можно использовать для статьи, хотя могли просто подтвердить его слова.
На этот раз она широко улыбнулась, но улыбка вышла холодной.
— Что вы хотите этим сказать?
— Пожалуй, только то, что в некоторых людях, даже если они вас бесят, остается нечто, что вам по-прежнему небезразлично.
Гвен положила сигарету обратно в портсигар. На мгновение выражение ее лица смягчилось, чего я никак от нее не ожидала.
— Да, — выдохнула она, — черт их побери. — Будто передумав, она все-таки вытащила сигарету и резко захлопнула портсигар. Ее лицо, на мгновение выдав ее истинные чувства, снова стало жестким, но этого мига мне было достаточно, чтобы сделать вывод: она по-прежнему любит Гарта Хендерсона, хотя у нее хватает причин его ненавидеть. Но оставалась одна загвоздка — то, что она до сих пор его любит, вовсе не значит, что она его не убивала.
— Вот что я вам скажу, уважаемая миз Форрестер, — теперь жесткие нотки появились и в голосе, — если бы его убивала я, от него бы и мокрого места не осталось.