— А вы действительно можете нас туда провести?
— Если номер не занят, это легче легкого. Вот если там кто-то живет, придется немного повозиться.
— Сколько? — спросила я, вспомнив, что давно не заглядывала в банкомат, и на ходу соображая, есть ли у меня наличность.
Трисия оказалась проворнее и уже опускала ему в карман двадцатидолларовую купюру:
— Посмотрите, есть ли там кто-нибудь, а потом поговорим.
Джимми слегка ей поклонился и бодрым шагом отправился в разведку.
— Ловко у тебя получается!
— Заставлять мужчин делать то, что мне нужно?
— Меня всегда поражало, как ты на них действуешь, но сейчас я о том, как легко и элегантно ты сунула ему деньги.
— Мама всегда говорила, что по жизни нужно идти с двадцатью долларами в одной руке и бокалом мартини в другой. Она и сейчас убеждена: чего не добьешься одним, можно добиться вторым.
— И тем не менее ты вроде выросла хорошим человеком.
— Хорошие няни.
— Я должна тебе двадцать баксов.
— Счетчик включен, а приключения только начинаются, дорогая. — Вдруг ее взгляд посерьезнел: — Ты сегодня разговаривала с Кэссиди?
— Она звонила как раз в разгар заварухи с Даглассом, и мне пришлось сказать, что я ей перезвоню. Но потом я ей так и не дозвонилась — все время попадала на голосовую почту. Я даже не поняла, зачем она мне звонила.
— На нее не похоже.
— Совсем.
— Мне тоже не удалось с ней поговорить. Может, она на заседании суда и забыла нам об этом сказать? Это по крайней мере можно понять, хотя тоже не в ее стиле.
— Когда начинаем переживать?
— Я, например, всегда переживаю и за нее, и за тебя, — сказала довольная собой Трисия. — Ты хочешь сказать, когда мы ее отыщем, чтобы призвать к ответу за преступное неперезванивание и убедиться, что она не валяется где-нибудь на темной улице?
— Только не это.
Трисия бросила взгляд на часы, потом показала на Джимми, который спешил к нам.
— Сначала посмотрим, сколько времени мы проведем здесь.
Джимми подскочил к нам, подхватил под руки и с энтузиазмом потащил к лифтам.
— Сейчас моя знакомая убирается на этаже, так что мы сможем войти в номер. — Он нажал на кнопку лифта и выжидающе улыбнулся.
Я уже вытаскивала из сумки кошелек. Получилось не столь искусно, как у Трисии, но, кажется, степень мастерства в этом деле теперь значения не имела.
— Вы работали в день убийства? — спросила я, порадовавшись, что наличные у меня все-таки есть. Обычно кошелек у меня забит чеками банкоматов, визитками и разноцветными стакерами. Чтобы не взвинчивать цены, я начала с двух двадцатидолларовых купюр, одну из которых выдала Джимми. Тот благосклонно принял деньги и пропустил нас впереди себя в лифт.
— Да, — сказал он, нажимая на кнопку седьмого этажа, — в тот вечер была как раз моя смена. Сколько здесь работаю, ни разу такого переполоха не видел. Вы не поверите, сколько здесь толпилось копов. А постояльцы! Одни хватались за сотовые и фотоаппараты, другие бились в истерике — дурдом, честное слово! Нам всем пришлось давать показания. Это очень трудно, потому что людям всегда есть что скрывать. Еще несколько дней все здесь так и бурлило.
— Что скрывать? — встрепенулась Трисия.
— Здесь бывают разные люди, и кое-кто из наших типа с ними сотрудничает. Не очень-то, знаете, хочется распространяться об этом в присутствии полиции.
— А кто заходил сюда в тот вечер, кроме девочек по вызову? — спросила я.
Двери лифта открылись на седьмом этаже, и парень повел нас по коридору.
— В том-то и дело. Никто не вспомнил ничего необычного. Вообще ничего. К нему вечно приходили сотрудники. Они постоянно тут шныряли. Но в тот вечер — никого. Пока не пришла жена и не подняла шум, ей открыли дверь — и вот вам нате!
Я не совсем поняла, относилось ли последнее восклицание к обнаруженному трупу или к номеру с табличкой «734», перед которым мы сейчас стояли. Он постучал условным стуком, и прежде чем я успела задать очередной вопрос, дверь открылась.
— Знакомьтесь, это Ронда, — представил нас Джимми.
Я ожидала увидеть перед собой легкомысленную девицу, но перед нами выросла огромная, потная, неулыбчивая тетка. Не глядя в глаза, она взяла у меня из рук предложенную банкноту по тому же тарифу.