Он разговаривал с ними и даже шутил, ему нравились или нет волосы девушек, их глаза, речь, одежда - весь вихрь весенних ощущений, но все время было что-то не то. Всякий раз, «спиною», Сережа чувствовал - это не его девушка. Да, красивая, но не его. В них не было чего-то главного, а чего - он не понимал.
Что же? Так много лукавых девушек?
Нет, конечно.
Просто честность, как вино, имеет свои марки.
Судья Любовь Федоровна была честной, потому что опиралась на авторитет государства.
Мальчик искал девочку, которая в своих поступках и суждениях опиралась бы на что-то не менее мощное.
Где же такую сыщите?
Он шел по гранитным тротуарам гипермаркета и думал о том, что хорошо бы купить что-нибудь, что-нибудь маме и папе в честь этого дня - ведь их сын зачислен, а значит, он уже не маленький мальчик, и он теперь начинает отдельную, взрослую жизнь, где родители будут где-то далеко, а рядом будут товарищи, сослуживцы и «она».
Она и вышла из-за поворота, она сделала навстречу ему пару шагов и опустилась на скамеечку, поставленную для посетителей. Она была удивительна. Она была необычна. Она была больше чем красива - непонятна.
Из миллиона взоров наша душа моментально улавливает тот, который и возможен для продолжения.
«На тебя смотрит. Смотрит на тебя. Вон тот мальчик в белой футболке».
Женя быстро, как бы поворачиваясь для чего-то другого, взглянула на юношу, который ее пристально разглядывал.
«Симпатичный, и лицо умное. А я устала. Хорошо бы заставить тебя что-нибудь сделать. Да, это было бы хорошо. А что сделать?»
«Ты ему нравишься».
«Конечно. Особенно этот галстучек».
«Нет. Ему нравишься ты. Как женщина».
Она отвернулась - она побаивалась этого: «как женщина» - слишком много сомнений.
Она отвернулась, но знала - он не уходит.
- Надоело ходить на каблуках, - неожиданно для себя сказала она, обращаясь к нему, - и кардиган надоел, и еще эта кепка.
- Зачем же вы их носите? - с интересом спросил Сергей - ему действительно было интересно все, хоть чуточку связанное с этой девушкой. С ее женским миром.
«Как просто и естественно она заговорила первой! Это удивительно!»
- Я была моделью, но больше не хочу. Они уговорили меня погулять здесь, порекламировать новый образ. Дефиле длиною в час.
«Зачем я ему все это рассказываю? И откуда такая властность - и не моя вовсе - и высокомерный тон, будто я и вправду модель».
«Его будет очень приятно мучить», - сказала «та», - «Он почти влюблен».
Женя посмотрела на него через челку.
- Нужно отдать все это. Нужно отнести в бутик «Белый шторм».
- Я могу вам помочь.
«Разве так бывает? Девушка, такая необычная, странная - и ты понесешь ее вещи! И вы познакомитесь! Так не бывает, но ведь происходит, вот оно».
- Возьмите кардиган.
Женя встала.
- Как на каблуках надоело. Все смотрят. Будто кукла.
Женя вспомнила «заводных человечков».
- Возьмите и туфли - я пойду босиком.
И они пошли, и сонные витрины их лениво отражали - юношу, бережно несущего женские модные вещи, и босоногую девушку со странной, тревожащей стрижкой.
И гранитная дорожка была теплой и чистой, как морской берег.
А он был напряжен, как гвардеец.
А она непринужденна, как королева.
Она посмотрела в витрину.
- Забавно. Но вы тоже должны идти босиком, а то получается почти как у Моне.
«Что она такое говорит, зачем ей это? Непонятно. Непонятное желание. Неужели все девушки такие? Что им надо? Нет, не все, а только она одна».
- Тогда подождите секунду, я куплю пакет.
Сергей взял два пакета, в один сложил ее вещи, в другой свои кроссовки.
И они пошли дальше, теперь уже и та и тот босиком.
Люди на них не смотрели, люди смотрели на ценники. Люди смотрели на вещи. Людям редко интересна красота.
А пара была занятной.
...
- Можно я вас провожу? - спросил Сергей у Жени, когда они вышли на улицу.
«Если она скажет да - это всё».
- А вдруг вам не понравится мое имя? - улыбнулась Женя.
«Он будет думать о тебе всю ночь».
«И пусть. Мне приятно».
«Возьми его на вечеринку - прийти с кавалером - стильно!»
- Сегодня в кафе ... вечер с танцами допоздна, так что, если у вас хобби - провожать, можете прийти.
«Это не слишком нагло?»
«Нет, королева».
...
Если кому-то страшно, что автор сорвется в пошлость, и пойдут сцены, подобные цитируемой выше, не бойтесь, не этого нужно бояться.
Страшно другое. Приближаются вечные дожди, наступает дикий, промозглый мрак одиночества. И лежишь, и смотришь в бездну бесконечного потолка, и слушаешь тишину, и не выдерживаешь, идешь в темные, глухие комнаты, и спрашиваешь у черноты: «Кто здесь? Привет», и ждешь, и злая тишина, и только за стеной, у соседа, которого днем увезли в морг, тихо и вкрадчиво поскрипывают половицы, и ты ложишься, и уже засыпаешь. Почти спишь.