— Как часто Трент здесь бывал? — спросил Кевин.
— Сложно сказать. — Нора притормозила в десятке футов от новомодного домишки. — Для Хью было важно, чтобы у Трента было личное пространство, поэтому к западному гостевому дому не приближались, если только тот самолично не просил об этом, что он и делал, напрямую обращаясь к прислуге. Бывало, особенно после реабилитации, что он оставался здесь на время, иногда на несколько месяцев. В остальное время Трент оставался только на ночь, если только не хотел ехать домой или выпивал с Хью. — Мимолетный намек на эмоцию скользнул по ее лицу; Фара попыталась определить ее, но не сумела.
— Значит, экономка зашла к Тренту, чтобы позвать его на завтрак. Что было потом?
— Она сказала, что постучалась, потом заглянула в окно. Как только она увидела… — Нора вдохнула и указала на тонкую полоску на окнах, пересекающую черную входную дверь. — Вон там. Можете сами взглянуть.
ГЛАВА ПЯТАЯ
МАЛЬЧИК
Какое счастье, что у Лягушонка было светящееся брюшко, а то в этой комнате вообще не было никакого света. Ни окна, ни часов со светящимися цифрами, ни ночника. Даже из-под двери не проникал свет. Здесь было темным-темно. Вероятно, самое темное место, где он когда-либо бывал. Когда он только проснулся, то растерялся, потому что открыл глаза, а они были как будто все еще закрыты. Он ничего не мог разглядеть. Он рыдал, звал маму, но никто не приходил, несмотря на то, что мальчик занимался этим в течение многих часов, может быть, дней — так долго, что в горле першило, а глаза перестали обливаться слезами.
В конце концов, он перестал делать и то, и другое, поскольку плач и крики слишком утомительны; в потемках он мог получше видеть, достаточно, чтобы понять, что здесь не было ничего пугающего. Комната была небольшой, примерно как его спальня, а у двери стоял рюкзак. Он обрадовался этому, потому что в рюкзаке была вся любимая всякая всячина, в том числе и Лягушонок; когда подполз к нему и расстегнул молнию, Лягушонок сидел там, уставившись своими раскосыми глазищами, словно в ожидании его.
Теперь он сидел у стены и прижимал Лягушонка к животику, и свечение, исходящее от лягушачьего брюшка, залило всю комнату красным светом. Это было все равно, что оказаться внутри клубники: в крупной созревшей клубничке, внутри которой и коробки, и трубы, и большой прибор, который то гудел, то нет, точно дышащее чудовище. Папа сказал бы, что в такую комнату лучше не соваться, но теперь он застрял здесь в полном одиночестве.
Мальчик крепче обнял плюшевую лягушку, дыхание учащалось. Он снова попытался позвать свою маму, но вырвался лишь шепот.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ДЕТЕКТИВ
Сквозь тонкую полоску на стеклах Фара разглядела лежащего на полу мужчину, чья голова не была ей видна. Она наклонилась правее, заметив привязанную к стулу женщину, грудь которой была окровавленной. И вот так дело усложнилось. Фара натянула синие перчатки, Кевин проделал то же самое.
— Кто туда заходил?
— Только я, Хью и Бренда. Бренда, по-моему, не заходила. Она увидела Трента и сначала подумала, что он просто в отключке. — Нора раскраснелась. — Находить его в отрубе — дело обычное, по крайней мере, так было раньше. Он уже давно чист.
«Уже давно» — интересная такая формулировка. Полицейское управление Лос-Анджелеса было хорошо знакомо с Трентом Айверсоном и тем беспределом, который сопутствовал его тесной связи с кокаином, алкоголем и медикаментами. Последний курс реабилитации Трент проходил в течение года; наверно, стоит чествовать небольшие достижения, когда имеются поводы.
— Так Бренда вернулась и позвала вас с Хью? — поинтересовался Кевин.
— Сначала она отыскала меня. А я пошла за Хью.
— Где тот находился?
— Уснул в кинотеатре. — Заметив взгляд Фары, кинозвезда поспешила пояснить: — Кинотеатр расположен этажом ниже. Вчера вечером мы внизу смотрели фильм, но я перебралась наверх, когда Хью уснул. У меня проблемы со спиной. — Она расправила тоненькие плечи, словно внезапно вспомнила об осанке. — Если не сплю на кровати, то на следующий день бываю как крендель.