В этот же вечер, как до, так и после того, как он убедился в том, что интуиция его не подвела, и он правильно оценил ее сексуальность, Майк также узнал, что она невообразимая грязнуля. Он понял: к тому, что она так хорошо и ухоженно выглядит на людях, следует относиться как к небольшому чуду. Ее каштановые волосы были подстрижены в аккуратное каре длиной чуть пониже ушей, ее лицо сияло свежестью и чистотой. А ее квартира, которую она снимала вместе с другой женщиной, показалась Майку достаточно чистой, пока она не открыла дверь в свою комнату, где весь пол от двери до кровати был завален каким-то хламом. Тут был весь ее гардероб вперемешку с проводами, протянутыми к различным электронным устройствам, тетради с отрывными листами (листы были уже оторваны и высыпались из тетрадей), и все это походило на какой-то диковинный ковер. Впрочем, в тот момент Майк лишь краем сознания отметил все это запустение, потому что Мэг уже шла к кровати, подняв руки над головой, снимая свитер и открывая его взгляду продолговатую белую спину. Однако через несколько часов Майк пришел в себя и испытал настоящий шок, обнаружив, что ее ванна наполнена сероватой жидкостью, которая, что было совершенно очевидно, стояла в ней уже много дней, если не недель. Там плавала какая-то пена, судя по всему, представлявшая собой следы множества принятых ванн, а умывальник был покрыт коркой из засохшей зубной пасты, косметики и обрывков салфеток; при виде этого Майка чуть не стошнило.
— У меня проблема со сливом, — донесся из спальни спокойный голос Мэг. — Уже давно.
После того как Майк, пытаясь ни к чему не прикасаться, воспользовался туалетом, он поинтересовался, как она умудряется принимать душ.
— А, оно каждый день понемногу выходит, — ответила Мэг, демонстрируя вынужденную бережливость в отношении естественных ресурсов земли, которой позавидовал бы сам Эл Гор.[14]
Все это вызвало у Майка глубокое отвращение, но он был настолько очарован темными сосками Мэг, изгибами ее бедер и шелковистыми волосами на ее лобке, что предложил сделать то, что сделал бы на его месте любой влюбленный. Он сказал, что вернется с тросом и порошком для прочистки труб.
Задача оказалась не из легких, и Майк с трудом боролся с омерзением и тошнотой. Любой здравомыслящий мужик счел бы нерадивость Мэг совершенно неприемлемым недостатком. И такой мужик уж точно не предложил бы ей замужество всего шесть месяцев спустя, посвятив означенное время поддержанию жилища избранницы в более-менее гигиеничном состоянии, хотя добиться от нее соблюдения порядка и чистоты ему так и не удалось. Решение Майка, как он думал, было обусловлено либо беспечным обаянием Мэг, либо его собственной убежденностью в том, что брак с ним заставит его возлюбленную пересмотреть свои взгляды.
Майк влюбился в Мэг, едва увидев ее напротив себя за фанерным обеденным столом. Когда Мэг поняла, что любит Майка, так и осталось тайной. Ему казалось, что она просто согласилась выйти за него замуж, и в этом слове заключалась суть их союза с внутренне присущей ему неустойчивостью. Майк всегда просил. Иногда Мэг соглашалась, иногда — нет. То, что Мэг была более сильным партнеров не удивляло и даже не огорчало Майка. Его больше беспокоило то, что Мэг всегда могла ему отказать.
Вскоре Майк получил место директора Академии Авери (на постоянной, а не временной основе). Мэг неохотно переехала к нему в красный кирпичный дом, в точности воспроизводящий георгианский стиль. К дому прилагалась служанка, а также доступ к стряпне множества школьных поваров, что в зародыше уничтожало саму возможность бытовых разногласий и неурядиц. Майк сроднился со своей работой так, как это удавалось очень немногим его предшественникам. Он был предан школе и любил ее со всей страстью человека, считающего себя баловнем судьбы благодаря тому, что его мечта неожиданно воплотилась в жизнь. Его быстрый успех во многом объяснялся исключительным по щедрости финансовым вливанием, случившимся в период его временного директорства. Школа получила в дар более четырех миллионов долларов, которые ему удалось быстро провести через неповоротливую бюрократическую машину. Хотя все понимали, что его роль была весьма незначительной по сравнению с размерами пожертвования, его немедленно окружил ореол успеха, который мало кто был способен проигнорировать. От серьезности (если не суровости) попечителей не осталось и следа, когда через четыре месяца после его назначения стало известно об этом удивительном подношении. По этому поводу в Нью-Йорке состоялись длительные переговоры, завершившиеся праздничным обедом, за которым бесподбородочный недруг Майка заказал дюжину бутылок шампанского, вполне предсказуемо развязавшего языки и заставившего этих серьезных людей отбросить свою сдержанность. Майк никогда не забудет, что они там вытворяли.
Вначале Мэг упорно держалась за свое решение остаться в Хартфорде. Однако ничто человеческое ей было не чуждо, особенно учитывая то, что она являлась женщиной. Во время очередного ее приезда воцарилась удивительно мягкая летняя погода, не позволявшая ей подолгу оставаться в стенах псевдогеоргианского особняка, который также уже начал ее подкупать. Долгие прогулки по территории школы, пикники, созерцание тренировок на футбольном и хоккейном полях не оставили камня на камне от ее решимости. С некоторых холмов открывался вид сразу на две горные цепи — Зеленые горы к востоку и Адирондакские к западу, между которыми уютно разместилась необыкновенно красивая долина. Быть может, именно этот волнистый ландшафт смягчил вспыльчивую натуру Мэг, позволив ей убедить себя в том, что между подростками, нуждающимися как в образовании, так и в воспитании, намного больше общего, чем она считала, и что этой возрастной группе всегда необходима забота, независимо от ее географического и социального положения. Возможность преподавать математический анализ и одновременно тренировать девичью волейбольную команду бесповоротно сломила ее сопротивление.
В августе Мэг окончательно перебралась к Майку. Майк считал ее переезд своим успехом, хотя очень быстро понял, что Мэг просто смилостивилась над ним. Это постоянно проявлялось в ее вспышках раздражения, пренебрежительных репликах и циничных улыбках при малейшем намеке на превосходство.
Майк встал с дивана, чтобы вытащить кассету из видеокамеры и вызвать Арлен и Касю к себе в кабинет для допроса о происхождении данной записи. Он услышал, что входная дверь отворилась. Майк запаниковал, не желая, чтобы его застали со всей этой аппаратурой (уликами!), разбросанной по полу. Он вынул вилку из сети, выдернул из камеры провода и запихнул всю эту кучу под диван. К этому времени Мэг была уже на кухне, где он к ней и присоединился.