— Ваш сын причастен к действиям сексуального характера с несовершеннолетней девушкой, — наконец произносит он.
Ты реагируешь с секундным опозданием.
— Что? — переспрашиваешь ты.
Директор молчит.
— Я не понимаю, — говоришь ты. И ты и в самом деле ие понимаешь. Ты не в состоянии представить себе, о чем он говорит.
— Он занимался… сексом… с четырнадцатилетней девочкой. Если я не ошибаюсь, Робу уже исполнилось восемнадцать?
Ты медленно киваешь, пытаясь воспринять услышанное.
— Это основание для исключения? — спрашиваешь ты.
— Боюсь, что да, — отвечает директор. Похоже, он неприятно удивлен. Он хочет что-то добавить. Ты ждешь, но он молчит.
— О боже! — говоришь ты.
Директор берет ручку и начинает постукивать по стопке бумаги.
— Вы уверены, что это был Роб? — спрашиваешь ты.
— Да, — говорит он.
— Откуда вы знаете, что эта девочка — я так понимаю, у нее есть имя — эта четырнадцатилетняя девочка и мой сын… занимались… этим?
— Это было снято на видеокамеру, — неохотно сообщает директор. — Кассета с видеозаписью попала мне в руки. Вот как я об этом узнал.
Ты прижимаешь кулак к груди.
— Кассета? — спрашиваешь ты.
— Да.
— Мой сын и эта девочка… Вы посмотрели запись?
— Да, посмотрел.
— Она?.. — Ты хочешь задать вопрос, но не знаешь, как его сформулировать.
— Там все очень наглядно, — кивает он.
Ты прижимаешь пальцы к губам, как будто это твои недостойные действия сняли на кассету и показали все окружающим.
Директор ожидает. У него на лбу выступила испарина «Ему тоже трудно, — думаешь ты. — И даже очень».
— Сколько людей видели кассету? — спрашиваешь ты
Он опять ерзает на стуле, как будто ему не хочется даже думать над этим вопросом.
— Трудно сказать, — осторожно отвечает он. — Четверо сотрудников. Мы еще не знаем, какое распространение кассета получила среди студентов, но у нас есть основания полагать, что кое-кто ее видел.
Ты молчишь.
— В этом инциденте участвовало несколько человек, — нарушает молчание директор, нанося тебе новый удар. — А точнее, пятеро.
— Пятеро?
— Трое парней, в их числе ваш сын, и девушка. И еще был человек с камерой. Его личность еще не установлена.
Ты не веришь своим ушам.
— Так это… это была… оргия? — спрашиваешь ты. На слове оргия твой голос предательски дрожит.
Директор трет пальцем под носом, как будто собирается чихнуть.
— Что-то в этом роде, — признает он. — Я предпочел бы не вдаваться в подробности. Мне кажется, вам они ни к чему. Не думаю, что это чем-то поможет вам или вашему сыну. Однако я могу вам сообщить — как бы мне это сформулировать? — что ваш сын не вступал в полноценный контакт с девушкой.
Неприятные образы наводняют твой мозг. Ты пытаешься от них избавиться. Тебя возмущает нежелание директора сообщить тебе абсолютно все о событии, в котором участвовал твой сын. Кто он такой, что смеет утаивать от тебя факты? Но ты понимаешь, что он прав. Ты не хочешь смотреть эту кассету.
— Откуда вы знаете, что Роб был там?
— Он там был, — говорит директор.
— Вы уверены?
— Да. Кроме меня его опознали двое других сотрудников.
— О боже! — опять восклицаешь ты. Еще один путь к спасению отрезан. Еще одна тяжелая дверь с грохотом захлопывается перед тобой.
При мысли о том, что другие люди смотрели, как твой сын занимается сексом с четырнадцатилетней девушкой (с какой бы то ни было девушкой), у тебя что-то больно сжимается в груди.
Директор пододвигает к тебе бутылку с водой. Ты тянешься к ней и делаешь большой глоток.
— Я должна позвонить своему адвокату? — спрашиваешь ты.
Директор смотрит в сторону.
— На вашем месте я сделал бы это только в том случае, если бы намеревался оспорить исключение, — объясняет он. — Но я также вынужден отметить, что это означало бы разглашение инцидента.
— Вы не собираетесь его разглашать? — спрашиваешь ты.
— Пока нет. Другие студенты узнают, что Роба и других Ребят исключили из школы. Разумеется, это породит массу слухов. Но до сих пор информация о случившемся не просочилась за пределы школы. Я не вижу необходимости в ее обнародовании.
Ты отбрасываешь волосы с лица. Свет из окна бьет тебе в глаза, и у тебя начинает болеть голова. На столе директора стоит фото в рамке. На снимке он сам, только несколько моложе, чем сейчас, и высокая темноволосая женщина. Это жена директора. Ты с ней встречалась раз или два, но сейчас тебе не удается вспомнить как ее зовут.
— Что конкретно означает слово «исключение»? спрашиваешь ты.
— Оно означает, что Робу придется покинуть школу до конца учебного года. Весной он сможет вновь подать документы. Должен сказать, что его шансы на повторный прием очень высоки. Миссис Лейхт… Эллен, ваш сын отличный студент, выдающийся спортсмен, и, если не брать в расчет это происшествие, он славный мальчишка.
Слова «славный мальчишка» разрывают тебе сердце. Ты опять вспоминаешь бойскаутов, гордого малыша на роликовой доске, влажного после ванны младенца.
— То, что все это всплыло, очень и очень грустно, — говорит директор. — Поверьте, я опечален не меньше вас.
Ты в этом сомневаешься.
— Его же досрочно зачислили в Браун, — слышишь ты собственные, совершенно неуместные в данных обстоятельствах причитания. Изнасилована девочка. Твоего сына могут обвинить в изнасиловании.
Директор морщится.
— Университет придется уведомить об исключении, — мягко говорит он.
Ты откидываешься на спинку стула.
— Кто бы мог подумать… — говоришь ты.
Ты вспоминаешь долгие часы занятий, множество тестов, табеля с отличными оценками. И все ради чего? Ра ди этого?
— Моего сына могут обвинить в изнасиловании? спрашиваешь ты.
— Технически говоря — нет, — отвечает директор. В Вермонте секс с несовершеннолетней классифицируется как «посягательство сексуального характера». Поспешу добавить, что пока еще ваш сын не обвиняется в совершении данного преступления. Но факт вины заверен.
— Факт вины? — повторяешь ты. — Я не понимаю.
— Роб подписал письменное признание, — поясняет директор. — Оно будет предъявлено в пятницу на заседании Дисциплинарного комитета в качестве документа, устраняющего необходимость смотреть кассету.
— Роб подписал признание?
Ты осознаешь, что, как попугай, повторяешь все, что говорит директор, но твой мозг, похоже, совершенно не в состоянии исполнять привычные функции и обрабатывать поступающие в него факты.
— Это очень простой документ, — тихо говорит директор, как будто предчувствуя надвигающуюся бурю.
— Можно мне на него взглянуть? — спрашиваешь ты.
Директор колеблется.
— Пока нет, — наконец говорит он. — В нем много подробностей, о которых вам лучше не знать.
Что-то внутри тебя сопротивляется тому, что от тебя утаивают документ, который написал твой собственный сын. Но ты опять понимаешь: директор прав. В данный момент ты не готова читать подробности того, что вполне могло быть настоящей оргией. Ты чувствуешь, как силы покидают тебя.
Директор встает из-за стола и выходит из комнаты. Он возвращается с коробкой салфеток.
Ты шмыгаешь носом. Потом тебя пробирает дрожь.
— Эта девушка, — опять начинаешь ты, — ее участие показалось вам добровольным?
— Да, — кивает директор, — даже очень.
Ты с облегчением вздыхаешь, и это не ускользает от Внимания директора.
— К несчастью, это не снимает с вашего сына ответственности за произошедшее, — быстро говорит он.
Что-то в тебе напрягается. Ты впервые осознаешь, что у тебя и сидящего напротив человека вскоре могут появиться очень весомые основания для личной вражды.
— Эта девушка… Я не знаю… Она соблазнила мальчишек
— Вашему сыну восемнадцать лет, — говорит директор, и в его голосе впервые появляются гневные нотки.