Однажды воспитанницам Коуэн-Бриджа в полной мере довелось убедиться в беспощадной жестокости их суровых наставниц. Произошло это печальным зимним утром.
Не успела величественная заря объять небосвод своим ярким багровым сиянием, как постели коуэн-бриджской спальни были уже пусты. Полусонные, рассеянные воспитанницы наспех натягивали на себя последние атрибуты своей обычной школьной одежды в трепещущем страхе перед позорной карой, какая неизменно ожидала каждую из них в случае малейшего промедления, коль скоро оно могло грозить опозданием к традиционной утренней молитве.
Лишь пораженная жестокой болезнью Мария Бронте все еще оставалась в своей спасительной постели, милостиво дарующей измученной, обессиленной девочке отрадное отдохновение.
Поначалу в общей суматохе поспешных сборов это обстоятельство некоторое время оставалось незамеченным, но, к несчастью для бедной Марии, в конце концов, оно не могло не открыться бдительным взорам наставниц.
До определенного момента все как будто шло благополучно. Воспитанницы, как обычно, построились парами, и вся их славная когорта устремилась вниз по лестнице в помещение, отведенное для молитв и библейских чтений. Вот тут-то одной из наставниц и бросилось в глаза отсутствие возле Элизабет Бронте ее неизменной повседневной спутницы.
Разумеется, подобное безответственное пренебрежение общеустановленными правилами школьного распорядка считалось непростительным своеволием, какое, бесспорно, подлежало самому жестокому и позорному наказанию. Никакая случайность не могла служить даже малейшим оправданием столь страшной оплошности.
Впрочем, сие пустячное недоразумение отнюдь не оказало влияния на привычный ход вещей. Время, отведенное для традиционной утренней молитвы, было строго регламентировано, и нарушать его жесткие границы не полагалось даже наставницам. Так что исстари запланированное коуэн-бриджским начальством обязательное ежедневное общение с Богом прошло для смиренных «дочерей милосердия» в урочный час без всяких помех.
Однако же столь самоотверженное благочестие не помешаю означенной наставнице — безупречно ухоженной особе не первой молодости, чей аскетический облик хранил на себе суровую печать непреклонности и высокомерия, — тотчас по окончании упоенного единения своей души с самим Господом, вскипая от гнева, ворваться в дортуар, чтобы заставить свою несчастную подопечную подняться с кровати и немедленно проследовать в столовую. При этом на бедняжку был низвергнут поток грубой брани (надо думать, не слишком угодной Тому, к кому считанные мгновения назад возносилась душа яростной ораторши в горячей молитве). Девочка, разумеется, безоговорочно покорилась.
Остальные воспитанницы были уже в столовой. Они стояли возле своих мест вдоль сосновых столов в немом безмолвии, смиренно склонив головы перед высоким статным господином, торжественно стоявшим на возвышении (площадке для преподавателей) вместе со старшей наставницей. То был не кто иной, как сам достопочтенный Кэрус Уилсон, неожиданно для всех прибывший поутру инспектировать школу.
Воспитанницы покорно ждали милостивого распоряжения мистера Уилсона приступить к завтраку. Однако их ожидание было пресечено внезапным вторжением в столовую всполошенной наставницы, едва ли не волоком тащившей с собой за руку бледную исхудалую девочку. Все взоры тотчас обратились к ним.
— Э-э-эт-то что за явление?! — возопил разъяренный мистер Уилсон, обращаясь не то к старшей наставнице, не то к наставнице, ведшей девочку, не то к ним обеим одновременно. — Сударыни! Не объясните ли вы мне, что здесь происходит?
Благоразумная старшая наставница сделала попытку предупредить надвигающуюся грозу, учтиво ответив:
— Думаю, все в порядке, мистер Уилсон. Этот случай едва ли столь значителен, чтобы заслужить вашего гнева. И, уж конечно, ваша благородная снисходительность не позволит вам сердиться на бедную девочку.
— Сударыня! — резко прервал ее мистер Уилсон. — Я, кажется, не спрашивал вашего мнения по поводу моих благородных качеств — все это известно мне самому. Я выразил желание, и вполне законное, узнать в чем, собственно, дело. Извольте уж дать мне внятный и вразумительный ответ. Эта дерзкая девчонка, надо понимать, наша воспитанница?