Роковая встреча
Он взглянул на золотой хронометр. Времени оставалось немного.
— Френсис! — властный голос отразился от стен будуара, бесцельно ткнулся в равнодушное зеркало, обреченно сполз по обветшавшей лестнице на первый этаж и наконец достиг слуха престарелого дворецкого.
— Да, господин, — Френсис появился в дверях с заметным опозданием. Большая стрелка уже достигла одиннадцати.
— Явился, — недовольно сказал хозяин будуара, спальни и замка.
— Да, господин, — флегматично повторил Френсис. — Чего изволите?
— Как я выгляжу? — хозяин отвернулся от пустого зеркала и широко улыбнулся, поправляя фрак.
— Как всегда великолепно, господин, — Френсис приблизился к хозяину, внимательно осмотрел одеяние и смахнул невидимую пылинку с плеча рукой в некогда белой перчатке. — Достойно вашего высокого титула, господин.
Господин прищурился, вглядываясь в лицо камердинера и дворецкого, а также привратника, кастеляна и кухарки в одном лице.
— Острить изволишь.
— Что вы, господин, как можно, — выражение лица глуховатого Френсиса не изменилось. — Смеяться над вами все равно что...
— О, не продолжай,— перебил его хозяин, взмахнув рукой. Створка окна распахнулась, ударившись о стену. Покачнулся и упал кованый канделябр на три свечи, и тут же весело занялась игривым огоньком штора.
— Разберись с этим, — приказал хозяин Френсису и покинул комнату.
— Да, господин, — долетело ему в спину.
Проигнорировав небрежный тон, хозяин царственно спустился на первый этаж.
У лестницы стоял старый разбитый рояль. Одинокая печальная тень былого великолепия. Резные ножки кое-где были погрызены мышами. Клавиши потемнели от влаги, растрескались. От полированной крышки остался острый осколок, зияющий единственным зубом в черном провале старческого рта. А ведь когда-то она отражала блеск свечей, горевших в бальной зале вечерами.
Под потолком висела, покосившись, люстра. Центр тяжести огромного кольца сместился, и вся она угрожающе накренилась. Казалось, любое дуновение ветра, коснувшееся этой гротескной конструкции, обрушит ее на случайного наблюдателя, имевшего смелость заглянуть в таинственный нежилой замок.
Толстый слой пыли покрывал все вокруг. Лестница на второй этаж частично лишилась перил. Грубая трещина пересекала ее по центру, расходясь сеткой более мелких к нижним ступеням. Лепнина на балюстраде балкона кое-где сохранилась и выглядела кичливо на фоне общей запущенности бальной залы. От былого величия дома Габсбурга осталась лишь бледная тень. И эта тень сказала сверху:
— Вы опаздываете, господин.
В тот же миг огромные напольные часы с тяжелым маятником принялись бить. Отбросив за спину полы фрака, хозяин бегом пересек залу и вылетел стайкой черных летучих мышей в приоткрытую покосившуюся дверь.
Он несся через темный густой лес, окружавший замок, глотая по пути комаров и отплевываясь. Впрочем, какая-то часть его была вполне довольна этими легкими закусками перед главным блюдом. Габсбург был зван на большой бал в замке прародителя и чудовищно опаздывал.
Вдалеке завыла волчья стая и пристыженно смолкла, услышав зловещий писк, изданный его левой лодыжкой и ...эм... не при дамах будет сказано — ягодицей. Шикнув на расшалившуюся стаю, Габсбург прибавил скорости. От Трансильвании его отделяло без малого двести миль. За час преодолеть такое расстояние мог далеко не каждый потомок валашского князя.
Габсбург любовался собой. Его полет не был лишен некоторой доли изящества. Отдельные группы мышей перестраивались и лавировали между веток, выписывая крутые виражи. То распадаясь тонкой пелериной, то вытягиваясь в струнку, стая Габсбурга (или он сам? он всегда путался) развивала прекрасную скорость.
Прародитель, увидев его стремительные маневры, несомненно гордился бы потомком. Габсбургу пришла в голову шальная мысль заявиться на бал стаей, и несколько секунд он наслаждался предвкушением фурора, произведенного таким появлением. Богатое воображение прутика обнищавшей монаршей ветви рисовало восхитительные картины изумления на лицах родственников.
Строгая красавица Эржебет наверняка сделает недовольное лицо, но глаза ее, ах эти голубые глаза, будут посмеиваться. Герхард усмехнется и отпустит остроту на счет формы. Что-нибудь о том, что наиболее эффективно летать клином. Этот чертов Герхард вот уже четыреста лет консерватор, каких свет не видывал.
Мария. Непосредственная и очаровательная Мария Эслиц наверняка порадует его утонченный слух звонким смехом и даже похлопает в ладоши.
Фредерик, вероятно, вздернет бровь, как всегда одну, левую, и уточнит, можно ли являться так в этом сезоне. И услышав подтверждение — это последний писк моды (пищать будет Франсуаза), обязательно явится так же на следующий раут. Закончив пищать от восторга, Франсуаза повиснет у него на шее (возможно, и Габсбургу тоже достанется ласки этой импульсивной особы) и будет горячим шепотом рассказывать придуманные истории.