Уже стемнело, зажглись уличные фонари. Если не считать нескольких старых пьянчуг, устроившихся на помойных баках, и цветной ребятни, гонявшей мяч, улица в этот час была безлюдна. Напротив дома номер двести сорок пять, где жил Страшила, стоял ветхий четырехэтажный многоквартирный дом. На его ступеньках сидели двое сопливых грязных мальчишек. Зажав между колен грязные кулачки, ссутуля узкие плечи, они, за неимением лучшего занятия, любовались коллекцией отбросов, валявшихся в сточной канаве. Пейзаж включал в себя и дохлую кошку. На стекле фрамуги над облупленной дверью виднелась надпись: «Сдаются комнаты». В такую удачу с трудом верилось. Я задержался, чтобы посмотреть на номер двести сорок пять по другой стороне улицы, потом стал подниматься вверх по лестнице, обойдя ребят, покосившихся на меня с подозрительным выражением в маленьких трагических глазах. Я вошел в подъезд, где воняло мочой, затхлым потом и кошками. В открытых дверях стояла старая карга, ковыряя щепкой в обломках зубов. Те волосы, которые у нее еще оставались, были заплетены в сальные косицы, напоминающие крысиные хвостики. Ее комбинезон был заскорузлым от пота и грязи. На вид ей было никак не меньше восьмидесяти, а то и больше Я остановился. Она окинула меня оценивающим взглядом от кудлатого парика до сбитых теннисных туфель. По ее насмешливому выражению на лице я понял, что она не в восторге от увиденного.
— Найдется комната, мамаша? — спросил я, ставя сумку.
— Не называй меня мамашей, паршивый сопляк, — отозвалась она голосом, булькавшим от мокроты. — Я для тебя миссис Рейнолдс, заруби себе на носу.
— Ладно, миссис Рейнолдс. Есть комната?
— Двенадцать баксов в неделю, платить вперед.
— Ну-ка глянем.
Я понимал, что наш диалог взят прямиком из фильма класса «Б», и, судя по ухмылке, она меня хорошо понимала.
— Второй этаж. Ключ в замке, пятый номер.
Не прикасаясь к грязным перилам, я поднялся на второй этаж по ничем не покрытой скрипучей лестнице. Пятый номер находился в конце вонючего коридора. Комната была примерно десять на десять. В ней имелись кровать, два жестких стула, шкаф и вытертый до основы ковер. Обои возле окна отстали. На покрытой жирными пятнами скамейке стояла газовая плитка.
Оставив сумку, я спустился вниз, заплатил старой карге двенадцать долларов, а потом пошел в итальянский магазинчик, где купил провизии с расчетом на несколько дней. К горке консервов я добавил бутылку виски. Оттуда я заглянул в скобяной магазинчик и купил кастрюльку и сковородку.
Миссис Рейнолдс все еще подпирала притолоку, когда я вернулся.
— Где мне помыться? — спросил я. Она взглянула на меня, почесала под мышкой и ответила:
— Общественная баня в конце улицы. Сортир на каждом этаже. Чего тебе еще?
Я отнес покупки в комнату, запер дверь, положил все на стол и тщательно осмотрел кровать. Простыни оказались довольно чистыми, но на двух тонких одеялах виднелись подозрительные пятна. Интересно, когда появятся клопы? Перемена обстановки? Я вспомнил роскошный пентхаус Сиднея, доставшийся мне в наследство. Придется притерпеться к этой мерзкой комнате, если я хочу сохранить за собой пентхаус и миллионы Сиднея. Выключив свет, я подтащил к окну стул и приступил к наблюдению. С другой стороны улицы на меня смотрели восемнадцать грязных окон, в пяти из которых горел свет. Одно из этих окон принадлежало Страшиле.
Я не имел представления, которое из восемнадцати, но рано или поздно я вычислю, если буду наблюдать достаточно терпеливо.
Я сидел, курил и внимательно смотрел. В освещенных прямоугольниках окон двигались люди, главным образом молодежь в несусветных нарядах. На пятом этаже в третьем окне слева молодая красивая негритянка раскачивалась под неслышную мне музыку, поддерживая ладонями обнаженные груди. Наблюдая за ней, я почувствовал, как во мне шевельнулась похоть, и заставил себя отвести от нее взгляд.
Около восьми вечера я захотел есть. Опустив штору, я отошел от окна и зажег свет. Разогревая банку бобов, я услышал рев приближающегося мотоцикла. Погасив газ и выключив лампочку, я поспешил к окну и отодвинул в сторону штору.
Страшила верхом на сверкающей новенькой «хонде» затормозил перед домом номер двести сорок пять. Я смотрел, как он слезает с мотоцикла и горделивой походкой поднимается по ступеням. Момент наступил. Я увидел, что он исчез в темноте подъезда, и ждал, когда в одном из неосвещенных окон загорится свет. Дожидаясь, я наблюдал за негритянкой, которая надела блузку в крупных цветах и что-то помешивала в кастрюльке. После пятнадцатиминутного ожидания мне стало ясно, что, в какой бы комнате ни жил Страшила, в ней уже раньше горел свет, потому что с момента его прихода не осветилось ни одно окно. Означало ли это, что Рея находится в квартире Страшилы? Почему бы и нет? С чего ей сидеть в темноте? Я начал пристально вглядываться в каждое освещенное окно. Три из них не имели занавесок, и я мог видеть тех, кто находился внутри. На двух оставшихся окнах висели тонкие занавески, через которые нельзя было ничего рассмотреть. Одно окно на третьем этаже, другое — на верхнем непосредственно над комнатой, занимаемой негритянкой. По-видимому, одна из этих комнат должна принадлежать Страшиле. Я опустил штору, включил свет и вновь разогрел бобы. Для начала первый день принес неплохие результаты. Я делал успехи. Теперь, по крайней мере, я знал, что Страшила живет или на третьем этаже, или на верхнем этаже дома. Я съел бобы, потом, погасив свет и подняв штору, снова уселся возле окна. Около девяти свет в окне третьего этажа погас. Теперь я сосредоточил внимание на освещенном окне третьего этажа. Я ждал уже почти час, когда за занавеской вдруг показалась тень. Я узнал силуэт Страшилы.