Подводя итог прениям по артиллерийским делам, Сухомлинов в десятый день процесса (19 августа) заявил: «Упреки за хаос, царивший в Главном артиллерийском управлении, мною не заслужены. Главное артиллерийское управление было забронировано от меня, а я все время добивался возможности поставить во главе его, вместо великого князя, генерала Маниковского, которого здесь так хвалил председатель Государственной Думы [146, 1917, 20 августа].
Сам А. А. Маниковский на суде заявил, что недостатки в снабжении армии были вызваны тем, что никто не смог предвидеть масштаб и характер войны, «всем было ясно, что в России промышленность была развита слабо. Это не секрет ни для кого. Значит, нужно было подумать о том, чтобы поскорей двинуть нашу промышленность. В этом отношении мы запоздали самым роковым образом. Насколько мне известно, было то же и у англичан и французов, хотя их промышленность выше нашей. Но при этом они спохватились раньше и то, что они сделали в 14 г[оду] мы начали делать в середине 15 года». При этом Маниковский подтвердил, что Сухомлинов в разговорах с ним жаловался на то, что у него, министра, ничего не получается сделать с Главным артиллерийским управлением [129, л. 42, 49].
Далее суд занялся исследованием роли подозрительных личностей в окружении Владимира Александровича на предмет их причастности к шпионажу в пользу Германии и Австро-Венгрии. Бывший морской министр И. К. Григорович в этой связи рассказал о том, что одна «знакомая дама» сообщила ему, что «у генерала Сухомлинова бывает в доме австрийский шпион Альтшиллер». И. К. Григорович «не поверил, чтобы русский военный министр, зная, что Альтшиллер австрийский шпион, принимал его у себя в доме, и потому сообщил содержание своего разговора с дамой генералу Поливанову». Через некоторое время при встрече Сухомлинов уверял И. К. Григоровича, что «неправда, будто Альтшиллер шпион, говорил, что Альтшиллер его старинный знакомый» [146, 1917, 19 августа].
При обсуждении этого же пункта был допрошен А. И. Гучков. Он весьма неохотно отвечал на вопросы защиты об источниках своих сведений о шпионах в окружении Сухомлинова. Своего осведомителя в Киеве Гучков называть отказался [129, л. 3]. Случай с Альтшиллером, якобы смотревшим бумаги на столе министра, Гучкову будто бы сообщил подполковник Боткин [129, л. 7–8], который на суд не явился. Другими источниками сведений об Альтшиллере для Гучкова были «преимущественно члены Гос[ударственной] Думы и друг[ие] общественные деятели», среди которых Гучков упомянул Крупенского и Савенко [129, л. 21об.], которых, как и Боткина, на суде не оказалось.
В двенадцатый и тринадцатый дни процесса (21—22 августа) внимание публики и прессы было привлечено к Е. В. Сухомлиновой, рассказавшей о своих весьма отношениях с Натальей Червинской, князем М. М. Андрониковым и Альтшиллером.
В четырнадцатый день процесса (23 августа) на вопрос о шпионской деятельности Альтшиллера свидетель М. В. Алексеев ответил, что Альтшиллер находился под наблюдением, «но реального ничего замечено не было» [130, л. 13].
В шестнадцатый день процесса (25 августа) было оглашено цитированное нами выше письмо М. М. Андроникова императрице Марии Федоровне, написанное на французском языке [140, л. 96об.]. В нём, как мы помним, речь шла о том, что Сухомлинов, дабы удовлетворить непомерные потребности жены в нарядах и драгоценностях, был вынужден брать взятки. На вопрос, откуда он взял эти сведения, князь ответил, что информация исходила от Натальи Червинской, он её не проверял и «никаких других источников не имел» [130, л. 130–132].
В семнадцатый день процесса (26 августа) начался допрос Василия Давидовича Думбадзе, автора биографии Сухомлинова. Он был осужден за шпионаж из-за своей поездки в Берлин весной 1915 года. Необходимо пояснить ее цель. Согласно гипотезе одного из авторов (Ф. А. Селезнева), немецкое руководство стремилось наладить канал связи с Николаем II в обход российского внешнеполитического ведомства, которое возглавлял антантофил С. Д. Сазонов. Связь с Сухомлиновым, а через него и с Николаем II должна была установиться через В. Д. Думбадзе с помощью его друга Георгия Васильевича Мачабели, с которым Думбадзе когда-то вместе учился в Берлине [62, с. 203–218].
Мачабели сообщил Думбадзе, что немцы ведут среди грузинских военнопленных пропаганду, направленную на отделение Грузии от России. Думбадзе рассказал об этом Сухомлинову и предложил выяснить, насколько успешно поставлена названная работа. «Нужно было просто установить, что там делается на самом деле, имеются ли связи с кавказской интеллигенцией, дворянством или крестьянством, с каким-либо организованным политическим целым». По уверениям Думбадзе военный министр «это санкционировал с разрешения царя» [131, л. 48–49].