В тридцать первый день процесса (11 сентября) обвинители и защитники подсудимых еще раз обменялись речами, а подсудимые получили право последнего слова [143, л. 127об. -129об.].
Генерал Сухомлинов в это время был изнурён физически. Он имел совершенно измученный вид и еле держался на ногах. В это время условия его содержания в крепости заметно ужесточились, ухудшилось питание. Бывшему министру приходилось спать на соломе [177, с. 331]. Однако старому генералу удалось сохранить бодрость духа. Он отказался признать свою вину. Наоборот Сухомлинов утверждал, что благодаря его усилиям «громадная армия, которую мы выставили на границе, показала себя блестяще»: «Она удивила всех, никто этого не ожидал и больше всех этого не ожидали германцы». «Посмотрите немецкие газеты, что на меня там выливалось», – говорил Владимир Александрович. «Ведь им пришлось из-за наших успехов уйти из-под Парижа», – напомнил суду бывший военный министр. Завершил свою речь Сухомлинов следующим образом: «Я мог ошибаться, но преступления я не совершал, и если Господь Бог дал мне силы вынести все это время с самого начала назначения, а в особенности последние два года пытки, так только потому, что перед Богом, родиной и бывшим верховным вождем моя совесть чиста» [135, л. 71–73].
Супруга бывшего военного министра в своем последнем слове не смогла сдержать эмоции. Сквозь рыдания она сказала: «Мне все равно…Будь, что будет…Мы не преступники…» [135, л. 73].
В три часа двадцать минут ночи 13 сентября 1917 г. присяжные заседатели вынесли свой вердикт [143, л. 129об.–133]. Окончательный приговор суд объявил 20 сентября [143, л. 138]. Незадолго до этого один из следователей ЧСК Ф. П. Симсон в беседе с С. П. Мельгуновым откровенно признал, что «Сухомлиновское дело» «оказалось пуфом, материалов особых нет» [92, с. 77]. Это нашло отражение и в решении суда. Сухомлинов был признан виновным по десяти мелким или спорным пунктам (оставил «без наблюдения и личного своего руководства» Главное артиллерийское управление, «из личных видов» замедлил заказ пушки Шнейдера, не принял необходимых мер для увеличения производства снарядов, сообщал секретные сведения С. Н. Мясоедову и А. О. Альтшиллеру и т. п.). За это Судебное присутствие Уголовного кассационного департамента Правительствующего Сената постановило лишить Сухомлинова «прав состояния» и сослать его «в каторжные работы без срока». В то же время по обвинению в «измене, учиненной путем бездействия власти» бывший министр был признан оправданным. Полностью была оправдана судом жена отставного генерала Екатерина Викторовна Сухомлинова [143, л. 144–144об.].
Анализ материалов суда над Сухомлиновым показывает отсутствие реальных доказательств вины бывшего военного министра. Против В. А. Сухомлинова и его супруги действовала «презумпция виновности», обвинительный акт базировался на недостаточно обоснованных материалах о шпионаже Мясоедова, Альтшиллера и других лиц, следствием часто использовались ложные сведения, в основе которых лежали данные слухов и анонимные доносы. Целый ряд нарушений в ходе судебных заседаний и полное игнорирование доводов стороны защиты показывает предвзятое отношение организаторов суда к рассматриваемому делу.
Эмигрантский эпилог
По ходатайству осужденного ему было разрешено отбывать наказание не на каторге, а в Петропавловской крепости («во избежание самосуда») [177, с. 332]. Генерал занимал камеру № 55 Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Два раза в неделю его навещала Екатерина Викторовна. Она в это время жила с грузином Габаевым. По воспоминаниям химика В. Н. Ипатьева, работавшего в 1919 г. на его заводе по производству сахарина, тот был доверенным лицом крупного нефтяного дельца А. М. Хоштария и имел связи в финансовых кругах. Один из банковских деятелей указал Екатерине Сухомлиновой на Габаева как на кандидата в мужья. «После Февральской революции Сухомлиновой было опасно держать деньги в банке на своё имя, и она обратилась к своему хорошему знакомому из банковского мира за советом, что ей делать», – вспоминал Ипатьев (очевидно со слов самой Екатерины Викторовны). Этот человек рекомендовал «перевести деньги на имя другого лица, которому она хорошо доверяет». Но у Сухомлиновой никого из надёжных в этом смысле людей на примете не было. Тогда он предложил ей познакомиться с «находившимся случайно в банке» Габаевым, которого рекомендовал как «лицо, заслуживающее доверия». Екатерина Сухомлинова перевела все деньги Владимира Александровича Сухомлинова на имя Габаева. Затем она оформила развод с генералом и, в конце концов, сочеталась браком с Габаевым [74, с. 123]. Видимо описанные события произошли уже после освобождения Екатерины Викторовны – в сентябре или начале октября 1917 года.