— Я все это увидел, когда великан водил меня на прогулку в сад.
— Значит, вы иногда выходите из этой клетки? — спросил мсье Патар, который так проникся чужим горем, что почти забыл о своих собственных невзгодах.
— Да, но цепи всегда на мне. Провожу час в день на воздухе, если нет дождя.
— Ах, бедный мсье!
Что же касается мсье Лалуета, он мечтал лишь о том, как отсюда выбраться. Он уже стоял у двери, ведущей к лестнице. Но, услышав наверху рычание, отступил назад.
— Собаки! — простонал он.
— Ну да, собаки! — раздраженно повторил человек. — Этот толстяк назойлив! В конце концов вы выйдете отсюда, только тогда, когда я скажу! Надо подождать еще час, пока Тоби принесет им еду. Тогда и пойдете. Они не будут лаять. Когда они едят, то ничего и никого не замечают. Когда едят! — И добавил: — Что за жизнь!
— Еще целый час, — вздохнул Лалует, уже проклиная тот день, когда в голову ему пришла идея стать академиком.
— А я сижу здесь не час, а годы! — ответил узник. Он произнес это столь отчаянно, что оба академика, и старый и новоиспеченный, устыдились своей трусости.
Мсье Лалует с жаром воскликнул:
— Мы вас спасем!
И тут узник зарыдал как дитя.
Что за зрелище!
Только теперь Патар и Лалует увидели, какой у несчастного жалкий вид. Одежда рваная, но чистая. Эти лохмотья, наверное, являлись следами недавней борьбы. И оба визитера одновременно подумали о том, что узник специально устроил так, чтобы великан «заставил его замолчать».
Каково же было истинное положение этого бедняги, заточенного в клетку? Все услышанное в темноте подвала наводило на мысли о таком страшном преступлении, что мсье Патар не мог отогнать их прочь, хотя полагал, что давно знает великого Лустало! И все же как еще объяснить пребывание человека за решеткой? Этот человек составлял великому Лустало химические формулы, чтобы не умереть от голода!
А мсье Лалует вдруг понял страшную вещь. Он больше не сомневался в том, что великий Лустало запер в клетку гения и что именно этот гений передал знаменитому ученому все изобретения, принесшие ему мировую славу. Лалует четко представлял себе, как все происходило. По одну сторону клетки он видел Лустало с куском хлеба в руке, а по другую — гениального узника с его изобретениями. Обмен совершался через решетку.
Надо думать, великий Лустало должен был хранить это как страшную тайну. Несомненно, она для него гораздо важнее жизни трех академиков… Увы, они с Патаром тоже все видели! И можно было предположить, что Лустало пожертвует и еще двумя жизнями. Если человек встает на путь преступления, то ему трудно остановиться.
Именно потому, что он достаточно четко представлял себе, как произошла трагедия, Лалует и торопился покинуть эти опасные места. Он вовсе не хотел еще целый час испытывать жуткий страх.
Но мсье Патар, чей воспаленный мозг не хотел принимать выводов, к которым так скоро пришел мсье Лалует, решил использовать вынужденную задержку, чтобы разобраться в истинном положении узника.
Ему на память пришли таинственные слова, произнесенные Мартеном Латушем и повторенные Бабеттой: «Не может быть! Это было бы величайшим преступлением на земле!» Да-да, величайшим преступлением на земле! Увы! Мсье Патару приходилось смириться с горькой истиной.
Узник в клетке уронил голову на руки. Казалось, он был раздавлен нечеловеческими страданиями. Свет от газового рожка, подвешенного под потолком, чтобы нельзя было до него достать, придавал окружающим предметам поистине фантастические очертания. Вещи, разбросанные по клетке, выглядели даже страшно: с огромными тенями от реторт, колб, чудовищных пузатых котлов с потухшими углями. Можно было подумать, будто там, за решеткой, лаборатория самого дьявола… И среди всей этой алхимии, как маленький лоскут, валялся человек.
Мсье Патар несколько раз позвал его, но тот, казалось, не слышал. Наверху по-прежнему рычали псы, и мсье Лалует не осмеливался открыть дверь, через которую он с радостью унесся бы, как стрела.
Но тут лоскут, человек в лохмотьях, зашевелился, и его тень с блуждающим взглядом произнесла страшные слова:
— Доказательство того, что секрет Тота существует, — это то, что они умерли! Вот так! Вот так! Вот так! Однажды он спустился ко мне в такой ярости, что весь дом дрожал. Я тоже дрожал. И говорил себе: вот, начинается, сейчас мне придется еще что-нибудь изобретать! Каждый раз, когда он требовал чего-то очень трудного, всегда сначала пугал меня… Он обращался со мной как с маленьким ребенком, который боится, что ему не дадут пирожного. Какое убожество, правда? Он настоящий бандит!
Из горла узника вырывались какие-то дикие, хрипящие звуки.
— Он меня замучил со своим секретом Тота! Ведь я никогда о нем и не слышал. А он сказал мне, что какой-то шарлатан уверял, что благодаря этому секрету человека можно убить через нос, глаза, рот и через уши… И он говорил мне, что по сравнению с этим шарлатаном, которого он называл Элифас, я просто тупой осел.. Унижал меня в присутствии Тоби! Это было мерзко! Я очень страдал! О! Что это были за две недели! Какие две недели я пережил! Я надолго их запомню… Он оставил меня в покое лишь тогда, когда я выдал ему трагические ароматы: лучи-убийцы.., и музыку-убийцу! А потом, как видно, он сумел ими воспользоваться.
Человек жутко захохотал и рухнул на пол, в изнеможении вытянув руки и ноги.
— Ах, как я устал! — вздохнул он. — Однако мне нужны подробности. Я хочу знать, видны были очертания дароносицы?
Мсье Ипполит Патар вздрогнул. Он вспомнил это странное определение, данное врачом по поводу пятен, обнаруженных на лице Максима д'Ольнэ.
— Да-да! Именно! Дароносица! — выдохнул он.
— Значит, она сияла? Сияла на лице… Я заставил ее, дорогой мсье! Это смерть от луча! Иначе и быть не может! Она действует как взрыв! Лицо как будто взорвалось! А тот, другой? Что с ним стало? Вы ведь понимаете, дорогой мсье, мне нужны подробности. О! Я, конечно, предполагал, что бандит этим всем может воспользоваться, потому что слышал, как он говорил Тоби: «Все трое умерли!» Однако в моем положении.., мне нужны подробности. Иногда они говорят между собой при мне, а иногда молчат. Ах, это безжалостный бандит! Так что со вторым? Были у него кровоподтеки? Что нашли?
— Кажется, ничего, — ответил Патар.
— Конечно, его убили трагическими ароматами. Тут ничего и не найдешь! Это следов не оставляет. Проще простого! Их прячут в письмо. Человек открывает, читает, вдыхает… Человека больше нет! Однако всех так не убьешь! В конце концов люди, конечно же, догадаются. Он должен был убить третьего с помощью…
В этот момент рычание псов стало таким близким, что беседу пришлось прервать. Теперь в подземелье слышалось только прерывистое дыхание троих мужчин. Затем рычание стало постепенно стихать.
— Их что, сегодня не будут кормить? — пробормотал Деде.
Патар, сердце которого выскакивало из груди от ужасного открытия, смог все же сказать:
— Там был еще один, у которого, как мне кажется, было кровоизлияние.., у кончика его носа обнаружили несколько капель крови.
— Черт возьми! Черт возьми! Черт возьми! — дико заскрипел зубами Деде. — Черт возьми! Этот умер от звука! Так и должно было быть… О! Именно это! Внутреннее кровоизлияние в ухо. Кровь вылилась в евстахиеву трубу и прошла в горло, а оттуда в нос! Эта штука удалась! Эта штука удалась, честное слово!
И человек вдруг с ловкостью обезьяны вскочил на ноги. Он кидался на решетку и цеплялся за прутья как шимпанзе. Патар резко отступил, опасаясь, как бы узник не хватил его вновь за остатки волос.
— Да не бойтесь! Не бойтесь!
Человек спрыгнул на пол и забегал по своей камере-лаборатории. Потом выпрямился, вскинув голову. И когда он оказался под рожком, стал виден его высокий лоб.
— Поймите, дорогой мсье… Все это, конечно, ужасно, но я все же не могу не гордиться своим изобретением! Оно удалось! Ведь я засунул туда не игрушечную смерть.. Нет, нет! Это настоящая гибель, которую я поместил в свет и звук! Пришлось изрядно потрудиться! Но, знаете, главное — идея, а остальное уже приложится! Была бы идея, а их-то у меня в избытке! Спросите об этом у великого, знаменитого Лустало! А когда надо осуществить такую идею, за мной не пропадет! Это просто прекрасно!