С этими словами полковник извлек откуда-то широкий плащ.
– Сперва правую руку, – подсказывал старик. – С меня пот прямо градом льет. Теперь левую. Так. Капюшон, теперь все шито-крыто. А уж если кто будет любопытствовать, мне придется признаться, что один из лучших хирургов столицы сделал тебе операцию по удалению катаракты. «Какое счастье! – воскликну я. – Когда снимут повязку, мой друг снова увидит свет!»
Фиакр остановился у входа в пассаж. У Винсента от всей этой несуразной болтовни голова шла кругом.
Полковник с легкостью соскочил на мостовую. Он стал совсем другим человеком с той минуты, как повязка скрыла его от глаз Винсента.
Расплачиваясь с кучером, полковник обратился к нему с такими словами:
– Любезный, помогите-ка мне высадить моего бедолагу-сына, он простыл, и я его закутал, как мог. До чего же хилая пошла нынче молодежь! Хорошо еще, что нам недалеко. Мы живем здесь, в здании пассажа.
– Прохладный вечер, – отозвался кучер, обеими руками поддерживая Карпантье. – А я и не заметил, что везу больного. Надо его сразу уложить в кровать и дать ему чарку подогретого вина.
В пассаже полковник взял своего мнимого сына под руку; лицо Винсента полностью скрывал капюшон.
– Я делаю вид, что поддерживаю тебя, – проговорил старик, – на самом же деле это ты должен держать меня покрепче; давненько мне не доводилось столько ходить пешком. Мы идем на стоянку фиакров на набережной возле Нового моста.
– А зачем понадобилось менять фиакр? – полюбопытствовал Карпантье.
– Затем, что ты мог запомнить номер того, на котором мы ехали. Как видишь, я откровенен, такова уж моя натура. Возможно, сегодня ты и не заметил номера, твое любопытство пока еще не проснулось, но завтра...
– А завтра будет то же самое? – удивился Винсент.
– Через полчаса ты окажешься на месте и сам сообщишь мне, сколько времени займет работа... – проговорил полковник. – Осторожно! – вскричал он. – Тут порог: помоги мне.
Они пересекли улицу Мазарини и ступили на узкий тротуар улицы Генего.
Полковник все тяжелее наваливался на руку своего спутника, а тот следовал за стариком машинально, Погруженный в глубокую задумчивость.
Сталкиваясь с загадкой, человек, естественно, пытается ее разрешить.
Поначалу Карпантье, будучи честным малым, терзался сомнениями.
Затем политические ребусы, которыми заморочил ему голову старик, живо увлекли воображение Винсента.
Теперь же разгоревшееся любопытство мгновенно переросло в навязчивую идею.
Ум Карпантье лихорадочно заработал, отыскивая способ подсмотреть, выяснить, узнать.
Проницательный взгляд полковника, пронзая капюшон плаща, многослойную повязку и сам череп молодого человека, казалось, проник в сокровенные мысли Винсента.
– Так я и знал, – пробурчал старик. – Ничего другого нельзя было и ожидать. Пошло, поехало, вы, мой друг, уже ищете разгадку. Если найдете – вам же хуже, но будьте спокойны, постараюсь, чтоб этого не случилось.
У боковой двери Монетного двора полковник остановился передохнуть, хотя отнюдь не выглядел усталым.
– Ох, как далеко, – прошептал он. – Еще во времена Империи я мог пройти добрых пол-лье, не запыхавшись, но в 1820 меня в первый раз прихватил ревматизм... Вперед! Многие из тех, кто тут околачивается, попадут на кладбище Пер-Лашез куда раньше меня. О чем задумался, друг мой?
– Я вспомнил, – отвечал Винсент, – о моей маленькой Ирен, она сейчас ждет меня; и еще я подумал о Ренье, который присматривает за ней.
– Вот это разумные мысли, – похвалил бывшего архитектора полковник. – Всего за несколько дней ты обеспечишь этим детям прекрасное будущее.
Он окликнул кучера, дремавшего на козлах, и, подождав, пока тот откроет дверцу, втолкнул Карпантье в коляску.
– Спрячься поглубже и не высовывайся, – распорядился старик. – Наберись еще немного терпения, скоро мы будем на месте.
Затем полковник отошел от своего спутника и тихо заговорил с кучером.
Винсент, как ни напрягал слух, не смог разобрать ни единого слова.
Через полминуты полковник вернулся и сел рядом с Карпантье.
– Поживей, любезный, – крикнул старик кучеру, когда дверца уже закрывалась. – Получите приличные чаевые!
Устроившись в фиакре, полковник потер руки и произнес с нескрываемым удовлетворением:
– Отдохнуть-то как хорошо, а, племянничек? Завтра пойдем через Вандомский пассаж или через какой-нибудь другой, но чтоб обязательно рядом со станцией: я просто без ног!
Кучер подстегнул лошадей, а те рванули с места крупной рысью.
«Если сосчитать все повороты, – думал Винсент, – то можно приблизительно определить направление и расстояние...»
Все время, что они ехали, ум Карпантье напряженно работал.
Всякому известно, что пассажир чувствует любой поворот экипажа даже слишком хорошо, особенно если локоть попутчика прижимает этого пассажира к боковой стенке.
Не прошло и двух минут, как Винсент полностью убедился в этом.
Фиакр свернул направо, и Карпантье уловил это вполне отчетливо.
– Ну вот, ты уж и пошел высчитывать, – добродушно расхохотался полковник. – Держу пари на пятьдесят сантимов, что через полчаса ты не сможешь сказать, едем ли мы по дороге на Версаль или на Сен-Дени.
– Так, значит, мы покинем город?! – вскричал Винсент.
– Может, покинем, а может, и нет, милок, – ухмыльнулся старик. – Я совершенно уверен, что ты не проговоришься на этот счет. Если кто и станет тебя расспрашивать о подробностях ночного путешествия, единственное, что ты сможешь с уверенностью ответить, так это то, что тебя не вывозили за пределы твоей отчизны, за границы Франции, простирающейся до Фландрии и Брабанта на севере, Швейцарии на востоке, Средиземного моря на юге и Атлантического океана на западе. Ха! Могу даже чистосердечно признаться тебе, что мы находимся на улице Сент-Оноре. Так вот, угадай, едем ли мы к Центральному рынку или, наоборот, в сторону улицы Руль? Ну? Что скажешь?
Карпантье ответил не сразу. А когда заговорил, сказал следующее:
– Вы не просто порядочный человек, вы слывете святым, и, кроме того, в вашем возрасте всякий готовится предстать перед Богом. Если бы речь шла обо мне одном, я еще мог бы колебаться, но ради моих детей я не имею права упустить подобную возможность. Да, верно, я хотел понять, куда мы едем, но теперь отказываюсь от дальнейших попыток. Будь, что будет!
Полковник по-отечески потрепал своего спутника по щеке.
– Ты, брат, хитер, – прошептал старик, – но меня не обманешь...
Колеса теперь бесшумно катили по мягкой земле. Это мог быть широкий бульвар или загородная дорога.
Фиакр ехал уже не меньше четверти часа.
«Если через десять минут снова начнется тряска по булыжникам, – подумал Карпантье, – это будет мостовая Нейи; я уверен, что мы на Елисейских полях».
Колеса загрохотали по камням минут через пять.
Еще через четверть часа экипаж запетлял по ухабистым, круто взбегающим в гору улочкам.
– А ну-ка угадай, – неожиданно спросил полковник, – где мы, на Монмартре или в квартале Муфтар? Париж велик, а с предместьями – просто необъятен.
И в этот миг фиакр остановился.
Полковник кликнул кучера, который и помог Винсенту выйти из экипажа. Но потом Карпантье не услышал ни удара дверного молотка, ни стука в ворота, Ни звонка. Только заскрежетал ключ в ржавом замке.
– Полагаю, вы не в обиде, любезный? – произнес полковник. – Пятнадцать су на чай! Будь у вас побольше таких клиентов, вы бы сами разъезжали в экипаже!
За калиткой Винсент ступил на мягкую землю, затем почувствовал под ногами песок. Потом Карпантье сделал еще несколько шагов по траве.
Судя по всему, он находился за городом.
– Осторожно! – сказал полковник. – Тут порог. Поднимай ноги!
Винсент насчитал пять ступенек. Далее была дверь.
Причем дверь узкая: полковник пропустил Винсента вперед, но тот тем не менее задел своим плащом стену, в которой был пробит вход. И не просто задел: продолжительное шуршание плаща о каменную кладку свидетельствовало о необычайной толщине стены.