Идя к стоянке, Гена поинтересовался:
– А Марат? Ты ему сообщил?
– Прилетит вечером. Честно скажу, я сомневался, когда давал отбой, но теперь… Она единственный наш шанс, стопроцентный шанс. Во всяком случае, так видится издалека.
– Вблизи ты вообще опупеешь. Я до самой посадки прибитый сидел, думал, у меня галюники начались.
– Ну, посмотрим, посмотрим.
В такси Родион был сосредоточен на своих мыслях, но прежнего упадка, беспокойства в зрачках, а иногда и отчаяния не наблюдалось.
3
В баре было людно, сверхмузыкально, а от частоты мелькающих огней рябило в глазах, но все эти явные неудобства для старшего поколения не мешали молодежи. Когда внутри поет, а энергия бьет фонтаном, громкой музыки кажется мало, гомона мало, световых эффектов мало. Потому, выплясывая на площадке, они подкрепляли свой кураж совершенно дикими воплями, освобождаясь от лишних эмоций.
Закончив плясать папуасский степ, Светлана повисла на шее Захара, Женя, милая круглолицая девчушка, обнялась с Михаилом. Чертовски устали, оттого дышали, как после набега басмачей, от которых долго удирали, испытывали жажду, к тому же изрядно вспотели, потому вернулись за столик, а не ринулись скакать под следующую музыкальную композицию. Взяв свои стаканы с коктейлем, четверка дружно чокнулась, но отпили только по глотку, схватили другие стаканы – с водой – и выпили залпом.
– Предлагаю в воскресенье съездить на ручей! – крикнул Михаил.
– Не могу, – в ответ крикнула Светлана, – у меня рейс.
– А в субботу? – не унимался Михаил.
Светлана лишь утвердительно закивала, не в силах больше прилагать усилия, чтобы перекричать грохот. Захар притянул ее за плечи и сказал достаточно громко, но даже она услышала с трудом:
– Потом ко мне поедем?
Светлана повернула к нему улыбающееся лицо и легонько чмокнула в губы, это и был знак согласия.
– Чего это вы шепчетесь? – громко возмутился Михаил.
– Считаешь, здесь можно шептаться? – рассмеялась Женя.
Но у нее от природы голосок тихий, как ни старалась, а никто не услышал, однако и этого было достаточно, чтобы хором без существенного повода рассмеяться. Светлана вдруг вспомнила, вытащила из сумочки телефон, знаками объяснила, что ей необходимо позвонить, и вышла в холл.
В этом калейдоскопе суматохи, шума, грохота, а также в полумраке разве заметишь, что за тобой некто подозрительный наблюдает, к тому же не один? Светлана не заметила, как ее провожают глазами двое, один так и вовсе пошел следом. Жорик закурил и, не таясь, слушал, о чем она говорит:
– Буся, я не приду сегодня домой… Ну, где могу быть, ба! У Захара, конечно… Это у вас была сначала свадьба, у нас сейчас по-другому… Буся, не сердись, тебе не идет… Женится, никуда не денется. И вообще, сейчас модно жить в гражданском… Молчу, молчу. Не забудь на ночь заварить валерьянку, два пакетика на полстакана, и будешь спать до утра… Ба, не ленись, я на себе проверяла, помогает. Пока, любимая моя!
Светлана ушла в зал, Жорик бросил сигарету в пепельницу и вернулся к скучающему Гене. Недолго им пришлось ждать, четверка, оттанцевав пару медленных танцев, вернулась к столику забрать вещи и теперь продвигалась к выходу.
Лес… какой-то сумрачный… Стволы мокрые и серые, куда ни кинь взор – кругом серая дымка… Это не дымка, это туман, вблизи он рассеян, вдали – густой, очертания стволов различимы с трудом. Поэтому теряешься, не зная, не видя, в какую сторону надо бежать. А она бежит, бежит… Она убегает. За ней гонятся. Оглядываясь, она видит только черную тень, выныривающую из тумана. Каждый раз тень ближе. Но все равно неясная, размытая, оттого страшная. А ноги переставляются все медленнее, будто к ним липнет мокрая земля. «Помогите!» – кричит она. Все, силы кончаются. Вдруг спину проткнуло что-то острое. Нож. Она не видела, но поняла, что это нож. Упала лицом на влажную траву. Тот человек, который гнался за ней, тащит ее. Куда? Что он хочет? Теперь она полетела вниз, задевая то ли ветки, то ли корни. Яма. Она в яме, на нее летят комья земли. Значит, живьем закапывают. «Помогите… хоть кто-нибудь…», – едва живая, шепчет она и плачет. Нечем дышать, это конец. И тут совсем рядом раздается спасительный тихий голос:
– Светлячок… Проснись…
– А? – вздрогнула Светлана.
– Ты так стонала, будто тебя во сне пытают. – Захар включил настольную лампу. – Тебе плохо?