Королева — женщина величественная и непредсказуемая. У нее рыжие волосы, живые темные глаза, и приятное бледное лицо с чуть заметными следами оспы — она болела ею, когда я была еще совсем маленькой, но они ее не портят. Она среднего роста, хотя и выглядит намного выше, особенно когда сердится! И у нее самые прекрасные наряды, какие только можно себе представить! Все их сшили портные личной Гардеробной комнаты Ее Величества.
Королева очень умна, и была весьма довольна тем, что я быстро научилась читать, писать и всякое такое. Она говорит, что ей надоели глупые девчонки, которые думают только о платьях и побрякушках. Она любит меня еще и потому, что знает с детства, а год назад моя мама спасла ей жизнь.
— Почему у тебя такие красные щеки, Грейс? — поинтересовалась Ее Величество.
— Я скакала галопом на Ласточке, — с восторгом сообщила я, — и ни разу не свалилась!
Королева хлопнула в ладоши.
— Тогда ты, наверное, очень устала. Съешь на ужин что-нибудь легкое и отправляйся спать. Завтра у тебя трудный день!
Вообще-то я не хотела уходить, но нельзя же спорить с королевой! Я легко поужинала отличными пирожками с мясом, кусочками соленой рыбы, парой колбасок, белыми хлебцами и тушеными овощами, а после этого направилась в нашу спальню.
Я в постели, в ночной сорочке. Горят три ночных свечи, и осталось только помолиться…
Мне пришлось прерваться, потому что в дверь постучали, и в комнату с очень хитрым видом прокрались Мазу и Элли.
— Вы что? Представляете, что будет, если вас тут застанут? — шепотом воскликнула я.
— Подумаешь! — сказала Элли. — Посмотри, госпожа, какую славную сорочку я тебе принесла на завтра. Глянь, не красота ли?
— Фу! — фыркнул Мазу. — Это вовсе не сорочка! Это — ночная рубашка! Ну что за простушка эта Элли, не правда ли, миледи?
И Мазу нарочито погрозил Элли пальцем.
— Немедленно прекратите называть меня «госпожа» и «миледи»! — возмутилась я.
В ответ Элли показала мне язык.
— Ладно, давай уж посмотрю, — сказала я примирительно.
Рубашка и вправду была прелестная: льняная, с черной вышивкой по белому фону. Я догадалась, что именно над ней миссис Чемперноун и королева трудились всю осень, и улыбнулась — я была очень тронута.
Ее Величество так беспокоилась о завтрашнем бале Святого Валентина, словно я была ее собственной дочерью!
— Мы ее только что отгладили. А посмотри, какие кружавчики! Это я сама сделала, — сказала Элли.
Потом она аккуратно, как настоящая прачка, сложила рубашку и убрала ее в мой бельевой сундук.
Мазу подошел и уселся на мою кровать. В руках у него был маленький алебастровый горшочек.
— Взгляни, это тени для век, — сказал он, открывая горшочек. — Намажешь немножко вокруг глаз, совсем чуть-чуть, и они станут красивыми и сияющими.
— Я не люблю краситься, — сказала я и отстранила его руку.
Мазу рассмеялся.
— Это же не белила и не киноварь, просто твои глаза будут казаться больше.
— Мазу, дорогой Мазу, скажи лучше, что там придумала королева? — взмолилась я. — Она мне ни словом не обмолвилась!
Он прижал палец к губам и подмигнул.
— Мистер Соммерс лично приказал ни в коем случае тебе не говорить, и еще так строго на меня посмотрел… — прошептал он.
Я вздохнула. Мазу прав, он не может ослушаться руководителя труппы.
Потом он с Элли станцевал коротенький смешной танец, одновременно жонглируя дюжиной леди-Сариных баночек с гримом и притирками для лица.
Вернув баночки на место, ребята выскользнули в коридор, где моментально приняли серьезный и благовоспитанный вид. Я даже рассмеялась!
Ужасно, что не удалось узнать, что придумала королева, хотя она никогда не была со мной жестока, как порой с другими придворными…
О Боже, только бы мне не пришлось танцевать! Или петь!
А теперь пора спать.
Февраль,
Четырнадцатый день,
год от Рождества Христова
1569
Вообще-то сейчас писать нельзя. Мы в королевской часовне, и уже часа четыре, не меньше, придворный капеллан читает проповедь. Ну, может, и не четыре, но я уверена, что время уже обеденное! Я притворяюсь, что записываю слова службы (ха — ха!).
Утром, во время торжественного шествия в церковь, мы проходили мимо Большого зала. Казалось, там собралась вся прислуга: кто-то развешивал шелковые алые полотнища, кто-то носился туда и обратно с лестницами, кто-то прикреплял сердечки из мишуры.