Затем она посмотрела на руки. Ее щеки залились румянцем.
– Я этого не заметила.
Она смутилась. Блэкберну стало не по себе, когда он смотрел на нее, жалея, что не может свернуть ей шею. Джейн недовольно съежилась под его взглядом и время от времени поглядывала на него сквозь полуопущенные ресницы. Это не актриса, это просто отчаявшаяся женщина, которую обстоятельства заставили шпионить для врага. Лучше думать так, чем знать, что она делает это, чтобы навредить стране, которая ее отвергла.
Но неужели он ищет оправдание для подлой предательницы?
– В таком случае вы в этом не одиноки, – его голос звучал спокойно, только немного холоднее, чем обычно... – Большинство дам, знакомых с де Сент-Амандом, находят его совершенно очаровательным.
– Я считаю, что так оно и есть. – Ее белые зубы закусили нижнюю губу, отчего та покраснела. – Он был очень любезен в ту ночь, когда спас Адорну. Видите, он сейчас с ней разговаривает.
Это была правда. Де Сент-Аманд перехватил Адорну, когда она возвращалась к своим воздыхателям, и она смотрела и отвечала ему с тем же вниманием, как и своему учителю французского.
– А вы говорили с ним раньше.
Джейн вытерла вспотевшую ладонь о бедро.
– Да, ему понравился мой эскиз. – Другая рука крепко сжимала злополучный альбом. – Тот, на котором нарисованы не вы.
«А что на нем нарисовано?»
Ее лицо казалось еще более розовым на воне чепчика, а устремленные на Блэкберна глаза имели виноватое выражение.
Пора закончить игру. Пора доказать себе, что она не предательница, или доказать ей, что он не идиот.
Блэкберн решительно схватил папку. Руки девушки на минуту напряглись, затем разжались.
– Правда, ничего особенного, – сказала она. – Любой бы смог так.
Все еще глядя на Джейн, он раскрыл альбом и опустил глаза. У него перехватило дыхание и занемели пальцы. Он даже непроизвольно смял край бумаги.
– Что это? – спросил Блэкберн. Словно сам не видел.
– Корабли, – очень серьезно ответила она. – Я пыталась выразить красоту этого дня, и они показались символичными... Другие леди, вероятно, нарисовали бы нечто подобное.
– А это? – он держал точное и подробное изображение «Вирджинии Белль».
– Тоже корабль. Де Сент-Аманд предложил... Его неистовый гнев вырвался наружу.
– Вы даже не можете взять вину на себя!
Он встал, схватил ее за локоть и рывком поднял. Ее перчатки упали на землю. Джейн наступила на подол платья и споткнулась. Блэкберн не обратил на это внимания. Крепко держа в одной руке альбом с эскизами, а в другой Джейн, он развернулся и быстро повел девушку в сторону дома.
–Куда мы идем? – она пыталась вырвать руку.
– Я дам вам один урок.
–Вы собираетесь учить меня живописи?
– Нет. – Он не смотрел на нее. Не осмеливался. – Жизни.
Глава 17
– Я не знаю, почему вы сердитесь. – Разъяренный Блэкберн грубо сжимал ее запястье, Джейн спотыкалась о кочки. – Это всего лишь эскиз, ничем не отличающийся от сотни других.
– Сотни других? Итак, вы добровольно признаетесь в этом, Джейн?
Ее не обидело то, что он назвал ее по имени. Ей не нравилась его усмешка, его поведение.
– Он лучше, чем остальные. Это преступление?
Маркиз резко развернул ее и остановился. Потрясая папкой, он сказал:
– Я не знаю. А сами вы как думаете?
Блэкберн, для большинства людей холодный и загадочный, пылал от злости. Вечернее солнце выглядывало сквозь кружевные облака и освещало половину его лица, лаская полные губы и ямочку над ними, созданную простым надавливанием пальца Создателя в сырую глину Его творения. Свет озарял сегодняшнюю щетину на подбородке Блэкберна, и она отливала золотом. Его нос выпирал так же гордо, как утесы Дувра. Широкий идеальной формы лоб напоминал лоб Аполлона, ветер играл его сияющими волосами.
Другая часть его лица находилась в тени, отчего синий глаз казался черным и выражал дьявольскую решительность.
С одной стороны – красота, свет. С другой – гнев, боль, темная сторона его души. Глядя на его лицо, Джейн видела картину, которую она напишет.
– Нет! – его рука, подобно клинку, решительно разрезала воздух. – Перестаньте так смотреть на меня. Вы не будете меня рисовать.
Ошеломленная Джейн попыталась отступить, спрятаться от его проницательного взгляда, но он не выпустил ее. Вместо этого он встряхнул ее руку и сказал:
– Что за самоуверенность, которая позволяет вам считать, что вы единственная, кто может видеть?
– Потому, что я единственная, кто видит, – вспыхнула она.
– Нет, – его губы сжались в злобной улыбке. – Нет. Клянусь, я отучу тебя принимать меня за идиота и дам тебе причину любить то, что у тебя есть в Англии.
Повернувшись, он потащил Джейн за собой. И хотя она яростно отбивалась, несмотря на ее рост и силу, Блэкберн был все-таки сильнее. Дело уже было не в эскизе, что-то большее руководило ими. Он взглянул на нее и понял, о чем она думает, и это было дерзкое нарушение ее личной свободы.
Она пыталась вырваться, надеясь убежать на пляж, но увидела, что за ними наблюдают, встревоженно и удивленно перешептываясь. Отчаявшись, Джейн помахала рукой племяннице. Но Адорна в ответ лишь вскинула руку и подпрыгнула на месте, словно ее тетя отправлялась в долгожданное путешествие.
По мере того как дикорастущая трава сменялась ухоженным газоном, расстояние между пляжем, компанией и Джейн увеличивалось. Она остановилась. Осока на краю тропинки зацепилась за кожаные туфли Джейн, и лишь благодаря Блэкберну, крепко обхватившему ее руку, девушка не упала на землю. Остановившись, Блэкберн спокойно посмотрел на нее. – Кричи, если хочешь.
Джейн набрала в легкие воздуха. Открыла рот. И поняла, что годы лишений и хорошие манеры оставили в ней свой отпечаток. Она медленно выпустила воздух и сказала:
– Я не кричу.
– Это я уже заметил, – его голос выдавал скрытое торжество. Взяв ее под руку, крепко сжимая папку, Блэкберн направился к ближайшей садовой тропинке. Джейн чувствовала, как сухожилия его руки напрягаются, чтобы держать ее, и как натягиваются мышцы бедра, пока он быстро вел ее вперед. Запах его лимонного мыла смешивался с бризом. Первое из встреченных ими качающихся от ветра деревьев накрыло их своей тенью. Джейн чувствовала, что какая-то неведомая сила поглотила, обезоружила и стремительно несет ее навстречу неизбежному, и она не могла этому противостоять.
Трава уступила место гравию. С обеих сторон тропинки росли высокие выстриженные кусты, усеянные цветами. Какая-то ветка зацепилась за чепец и наполовину стянула его с головы Джейн.
– Подождите! – Она попыталась остановиться, чтобы спасти головной убор. Чепец ей одолжила Виолетта.
Но Блэкберн прошипел:
– Ты и твои шляпы – просто катастрофа! – Одной рукой он развязал ленты и швырнул чепец на землю.
– Вы не можете этого сделать! – воскликнула Джейн.
Он проигнорировал ее слова с пренебрежением человека, который уже совершил преступление. Сжимая ее, словно железными клещами, он увлекал Джейн вперед.
Деревья все еще держали их в тени, а зелень вокруг стала гуще. Одна тропинка вилась по направлению к беседке. Другая вела прямо к открытому газону и широким ступеням дома.
Блэкберн продолжал быстро тащить ее в одном ему известном направлении. В свое время Джейн хорошо изучила Монтаг Хаус, национальный музей искусств. Но сейчас она чувствовала, что при попытке отличить одни насаждения от других у нее начинает кружиться голова. Девушка поняла, что они блуждают по лабиринту высоких аккуратно выстриженных кустарников, словно между живыми изгородями. И если бы ей вдруг удалось вырваться, она бы часами блуждала здесь под серым от туч небом.
Однако, взглянув на упрямый подбородок Блэкберна и холодный блеск в его глазах, Джейн решила все же попытать счастья и выбраться отсюда.
Но у нее не было ни единого шанса. Тропинка извивалась и петляла, уводя их все дальше и дальше, навстречу какому-то неизвестному ей безумию. Она пыталась отдышаться, утомленная быстрым темпом и петляющей дорогой, но Блэкберну, казалось, не было до этого никакого дела. Перед ним была цель, и сколько бы это ни заняло времени, – Джейн подумала, что они будут идти вечно – он достигнет ее.