Автомобиль мчался по дороге к деревне Коптяки, находившейся в верстах двадцати от Екатеринбурга. Он промчался через Верх-Исетское предместье, помчался дальше по лугам и лесам, пересек Пермскую железную дорогу, промчался мимо Коптяков и за Коптяками в пяти верстах еще раз въехал в лес. Старик - лесной сторож был случайным свидетелем этой поездки.
- Они едут к "Четырем Братьям", - пробормотал старик. - Что им там нужно, и кто были эти таинственные люди?
Четырьмя Братьями когда-то назывались четыре сосны, стоявшие посреди просеки, недалеко от дороги. Две сосны были опрокинуты бурей. Две еще стояли и, казалось, охраняли покинутый рудник, где много времени тому назад добывали железо. Шахты были засыпаны. В маленьких озерах, возникших после бурения, ночной мрак отражался еще более черным цветом, чем на лугах. Теперь поднялся ветер и тихо начал колыхать травы и цветы, окружавшие рудник. Но мрак снова спрятался от жуткого автомобиля в единственную шахту, которая была не засыпана.
Здесь, на этом месте ужасов, убийцы швырнули свои жертвы на землю. Они сложили огромный костер, зажгли его и сожгли на нем тела царя, его семьи и всех умерших вместе с ними преданных людей. Сожжение было произведено настолько основательно, что ничего, кроме немногих остатков костей, не указывало на то место, где последний русский царь и последняя русская царица нашли место вечного упокоения.
* * *
Когда авангард белой армии дошел до этого места, там нашли между деревьями лист белой бумаги. На нем было написано:
"Аптекарскому магазину "Российского Товарищества" в Екатеринбург.
Предписывается вам подателю сего выдать пять пудов серной кислоты".
Это письмо было подписано Войковым.
Войков в 1927 году был застрелен в Варшаве, где он был послом Советской республики.
* * *
В ближайшие дни в Екатеринбурге господствовало лихорадочное волнение. Красные войска, до сего времени державшие фронт против белых, под непрерывный грохот канонады отходили назад. Последние приготовления к бегству Советов и всех тех, кто имел основание опасаться мести белой армии, были закончены.
Наскоро собравшийся военный революционный трибунал под председательством Войкова, при участии Юровского и Медведева, выслушал историю курьера царицы. Старший лейтенант флота Вольдемар фон Бренкен не имел больше никакого основания умалчивать о чем бы то ни было. Он знал, что ему не уйти от смерти. Незадолго до того, как был вынесен ему приговор, какая-то молодая дама в рейтузах и белом пробковом шлеме на медно-красных волосах вошла в зал. Войков почтительно поднялся. Бренкен посмотрел на улыбающееся лицо Лу де Ли.
- Мой друг, - сказала она по-английски, - my darling, я приехала сюда предприняв поиски голубого Могола. Твой товарищ похитил его у твоей невесты, но у него, в свою очередь, бриллиант был украден. Я больше не могла найти его следов. Но, быть может, это своего рода символ. А я очень суеверна.
Бренкен умолял ее рассказать ему что-нибудь о судьбе Насти. Но Лу молчала.
Войков поднялся и произнес приговор:
- К смертной казни, через расстрел. Приговор подлежит немедленному исполнению! - здание задрожало от орудийной канонады.
Бренкен откинул голову. Позади Лу висел календарь.
12 (25 июля) - прочел Бренкен.
Теперь канонада превратилась в адскую симфонию уничтожения. Войков бросил на своих друзей озабоченный взгляд. Снизу доносилось громкое пыхтение мотора большого грузовика.
- Мадам, - обратился Войков к Лу де Ли, - мы не можем больше терять ни одной минуты. Будьте любезны присоединиться к нам!
Она кивнула головой. Ее большие красивые глаза все еще разглядывали Бренкена. Она подошла к нему:
- Прощай, darling! Все могло быть иначе. Ты боишься?
- Нет, - ответил Бренкен. - Я прошу вас, то, что составляет мою собственность и что отняли у меня, - портрет моей матери и медальон моей невесты - передать Насте Урбановой.
- Я обещаю вам это, мой друг.
Несколько красногвардейцев толкнули Бренкена во двор. Он слышал, как умчался грузовик. Он слышал первые выстрелы в городе. Крики приближались. Вокруг него стояла свора китайцев. Офицер с монгольским лицом взволнованно приказал:
- Стреляй!
Раздался залп... Потом китайцы разбежались. Слишком поздно! Во двор ворвались всадники. Впереди молодая девушка во френче с карабином через седло.
- Дорогой! Любимый! Говори! Кричи же! Кричи, чтобы я знала, что это не сон! Ты жив?
- Я живу, - сказал Бренкен совсем тихо затуманенным голосом, я живу... несмотря на расправу.
Смеясь и плача, Настя повисла на его шее. Один из всадников подошел и сказал:
- Ни одного попадания. Странно!
Трубные звуки. Все еще слышны ружейные залпы. Теперь к ним присоединился звук пулеметов.
Белые вступали в город.
Артиллерия... пехота... все покрыты пылью и грязью от беспрерывных боев и переходов...
- Товарищи! - сказал Бренкен, заключая в свои объятия возлюбленную: Товарищи!.. Царица... царь... великие княжны!..
- Убиты, - ответил один из всадников. Настя с плачем спрятала свое лицо на груди любимого человека.
Подлетел ординарец.
- Господина полковника фон Бренкена немедленно просит к себе командующий армией!
Через пять минут минут курьер царицы стоял перед командующим армией. Тот обнял его.
- Я только что нашел среди захваченной корреспонденции письмо, адресованное вам, - сказал он.
Письмо было написано женским почерком.
Бренкен прочел вполголоса:
"Накануне расстрела я заменила боевые патроны в винтовках китайцев холостыми зарядами.
Лу де Ли".
- Величайшая преступница между двумя океанами! - произнес главнокомандующий.
- Женщина! - пробормотала Настя.
Конец.