Бренкен невольно покачал головой. Кругом повсюду таинственные приготовления, указывавшие на восстание, а там — маскарад. Он очутился у подъезда элегантного дома. На его лице мелькнула довольная улыбка. "Черт побери! Как это могло прийти мне в голову только сейчас! Ну, понятно. Эльвенгрейн поможет мне".
Он пошел по черному ходу.
В первом этаже на двери находилась блестящая дощечка:
Ротмистр Эльвенгрейн.
Бренкен позвонил. Открыл денщик, который собирался прогнать сейчас же мнимого бродягу. Но Бренкен громко назвал имя финляндца и прибавил по-французски:
— Друг… в нужде… приди сейчас же!
Послышались стук в двери и звон серебряных шпор. Эльвенгрейн вышел чисто выбритый, розовый, окутанный ароматом духов, прекрасный, как молодой бог. Он поглядел пытливо на Бренкена и узнал его. Он бросил беглый взгляд на денщика.
— Войдите! — грубо крикнул он.
Очутившись в своем элегантном холостяцком кабинете, пропитанном ароматом египетских папирос, Эльвенгрейн обнял друга.
— Бренкен, друг, товарищ… Я уже прочел твою историю в газетах… Ты чисто сделал это дело. Могу себе представить, что привело тебя сюда. Можешь быть уверен в моей помощи. Располагай мной, как самим собой. Но ты выглядишь как настоящий бродяга. Не хочешь ли переменить платье?
Эльвенгрейн сейчас же идет в свою гардеробную и бросает своему другу сразу целых полдюжины штатских костюмов. Вольдемар фон Бренкен переодевается и тем временем рассказывает. Ротмистр курит, задумчиво пуская кольца:
— Знаешь ли ты, что здесь кое-что затевается? Через час я должен быть в казарме. Большевики снова нуждаются в кровопускании. Быть может, нам сейчас же удастся произвести генеральную чистку и заодно с большевиками упрятать и Керенского в Петропавловскую крепость?
Бренкен мнет в своих пальцах грязный сюртук, который он только что скинул. Он слышит шуршание бумаги. Одним движением он разрывает подкладку.
Наземь падает шифрованное письмо. Женский почерк и рисунки… Бренкен быстро прячет этот странный документ в свой новый костюм из гардероба Эльвенгрейна.
Ротмистр ничего не успел заметить.
— Итак, что ты думаешь делать? — спрашивает он, уставив глаза в потолок, растянувшись во весь рост в качалке.
— Хочу пойти на бал-маскарад Лу де Ли.
Эльвенгрейн крутит головой и резко смотрит на него.
— Лу? Золотая Лу? — Он начинает громко смеяться. — И ты, мой мальчик? и ты? Скажи, разве она не золотистая? Сладкая? — Он встает. — Бренкен, это женщина! Лучше сломать себе шею из-за этой женщины, чем из-за всех этих напомаженных адвокатов в Зимнем дворце.
"Так, так… — думает Бренкен, — осторожность!" Он принужденно улыбается, как будто и он принадлежит к поклонникам танцовщицы.
Эльвенгрейн дает ему адрес такой-то мещанки у Финляндского вокзала.
— Она умеет молчать, Бренкен. Не беспокойся. Она будет думать. Ну, да все равно, что она будет думать!
В этот момент взгляд Бренкена упал на зеркало. Он увидел в нем женское лицо. Нарумяненная, с голой шеей и широким вырезом на груди. Он быстро обернулся, испугавшись насмерть.
Там, позади ширм, которых он до сих пор не заметил, она исчезла. Эльвенгрейн увидел его замешательство.
— Ах? Это Лола! Не бойся, мой мальчик, Лола очень милая девушка. Выходи сюда, Лола!
Но Лола не покинула своего убежища. Эльвенгрейн сделал любезный жест рукой и, провожая Бренкена, заметил:
— Маленькая танцовщица из «Варьете». Свое горе не утопишь в одном вине, товарищ. Если так пойдет дальше, то нам останется только одна дорога — в ресторанные лакеи или мошенники, потому что… служить долго новому режиму?.. Нет, лучше сделаться банщиком.
Около Финляндского вокзала улицы застроены огромными домами, в которых обитают почти исключительно рабочие. Здесь один из фабричных кварталов. И здесь Вольдемар фон Бренкен думал оказаться в безопасности от преследования.
Но среди ночи в его двери постучали. Он поднялся совершенно одетый. Снизу доносился заглушенный крик, потом последовал выстрел. Тяжелые мужские шаги слышались на мостовой. Где-то вдали послышался резкий крик загнанного человека.
Начиная с лета, такие происшествия стали вполне обычным явлением. С тех пор, как временное правительство отклонило план военного выступления Корнилова, оно со дня на день теряло власть. Шествия, демонстрации, вооруженные столкновения стали обыденным делом.
Большевики в упорной борьбе медленно, шаг за шагом, завоевывали почву.
В дверь еще раз постучали. Как бы в ответ внизу снова раздался выстрел, за которым последовал протяжный крик. Быть может, милиция напала на след каких-нибудь грабителей? Бренкен подскочил к окну и поглядел вниз. Сквозь обнаженные ветви черных деревьев виднелся свет. На улице лежал снег. Грубые мужские голоса кричали что-то, чего он не мог разобрать. Тонкий боязливый голос кричал что-то в ответ. Потом последовал тяжелый удар, еще один и смех. В ушах Бренкена послышалось глухое хрипение умирающего.
Преступление! убийство! Он сжал кулаки с такой силой, что ногти пальцев впились в ладони. Хладнокровное убийство! Они охотились за людьми, а он стоял здесь, видел все и не мог помочь. Подать малейший признак жизни было бы для него самоубийством. Он выдал бы себя вместе со своей миссией. Потому что две партии были его врагами. Правительственная партия и большевики. Наверно, обе разыскивали его.
Он был настолько возбужден, что из-за усиленного биения сердца совершенно забыл о стуке в дверь. Тогда снаружи чей-то сдавленный голос произнес:
— Откройте же, ради Бога. Вы слышите?
Он, медленно обдумывая, направился к двери. Западня?
Он не думал ни о чем, но его слух уловил еще шуршащий звук, как будто тащили чье-то тело по мостовой. Он прислушался, затаив дыхание.
Кто-то стоял у его дверей. Как он вообще попал в дом? Солдаты Керенского?
Большевистский шпик? Человек, действовавший в одиночку, который напал на его след и хотел установить, не переодетый ли офицер обитатель этой комнаты?
— Кто там? — тихо спросил Бренкен и стал в позицию, откуда он мог сейчас же выстрелить в вошедшего. Но ему ответили женским голосом:
— Да откройте же ради всех святых, прежде чем на нас не успели обратить внимание.
Он отодвинул засов. Снаружи стояла его квартирная хозяйка.
— Сюда придут красногвардейцы, — коротко сказала она с горящими глазами. — У меня хорошие отношения с большевиками. Одна из большевистских шпионок, которая сейчас вертится вокруг офицеров и влиятельных людей прежнего времени, выдала вас. Этой ночью они обыскивают все дома, они придут и сюда — спешите!
В этот момент снизу раздался грубый голос:
— Эй, бабка Катерина, черт тебя подери, где ты?
— Я здесь! — крикнула женщина и исчезла, как тень.
Вольдемар фон Бренкен прижал кулаки к вискам. Какой-то человек взбирался по лестнице. Бренкен широко распахнул окно.
Его обдал зимний холод. Внизу лежал огороженный забором сад. Прыжок в ночь… Нет, невозможно! Он сломал бы себе все кости или напоролся бы на заборный кол.
Он бросился вверх по лестнице до самого чердака. Шум и ругань внизу разбудили обитателей дома. Послышалось оживление. Склонившись над перилами, он слышал, как какой-то грубый тип стал допрашивать женщину.
— Рабочий, — сказала она.
Кто-то стал выстукивать стену. Внезапно шум увеличился. Пришла дюжина красногвардейцев. Тяжелые шаги. Ленинские солдаты — штатские, игравшие в полицию без всякого права, только по праву сильного, по разбойному праву.
Они искали курьера царицы… Как волна, поднялась черная масса вверх по лестнице. Они учуют его…
Он с размаху налетел на запертую дверь. Она с треском поддалась. Снизу в ответ послышались дикие крики. Он проскочил сквозь обломки. Открыто маленькое чердачное оконце, выходящее на крышу. Он подпрыгнул высоко, как лисица, уцепился за карниз, вылез наверх… и вот уже на крыше.