— Я и сам себя не понимаю, — мрачно сказал он. — Но есть одна вещь, на которую я, по-моему, неспособен. Каковы бы ни были мои чувства… моя любовь… к женщине… я не настолько бесчестен, чтобы предложить ей разделить мою судьбу. Мне слишком хорошо известно, на что бы я ее обрек… на какую нищету… на какое унижение! В конце концов, мужчина волен отправиться к дьяволу один, но никак не вместе с женщиной.
Он заговорил тише, перейдя на хриплый шепот; в обращенном на Сильвию взгляде читались мука и мольба.
— Думаю, вы правы, граф Поль.
Сильвия слышала, как ее собственный голос, мягкий и спокойный, выговаривал слова, которые значили для обоих так много, и в то же время, так мало.
— Жаль, что не все мужчины настроены так же, как вы, — заключила она машинально.
— Я не сомневался, что вы со мной согласитесь, — медленно произнес он.
— Не пора ли нам возвращаться? Я жду ко второму завтраку мистера Честера. Сейчас еще рано, но в последнее время он взял моду приходить раньше времени.
Услышав это, он, в свою очередь, почувствовал боль.
— Постойте! — сказал он резко. — Не уходите пока, миссис Бейли. — Он пробормотал сквозь зубы: — Очередь мистера Честера еще придет. — И продолжил вслух: — Значит, всему конец? Конец нашей… нашей дружбе? Мне придется покинуть Лаквилль сегодня вечером. Нечего мне здесь делать, если вы упрекаете меня за то, что я приехал повидаться с вами.
Сильвия протестующе вскрикнула:
— Какой же вы недобрый, граф Поль! — Она пыталась говорить спокойно, но по ее щекам побежали слезы… и через мгновение она оказалась в объятиях Поля де Вирье. Сердце было готово выскочить у нее из груди.
— О, моя дорогая! — отрывисто зашептал он по-французски, — моя дорогая, как я тебя люблю!
— Но если ты меня любишь, — протянула она жалобно, — что нам до всего остального?
Она вложила свою ладонь в его. Он сжал ее руку, а потом отпустил.
— Вот потому, что я тебя люблю, я и должен от тебя отказаться, — произнес он, но, не чуждый человеческим слабостям, не сделал этого тут же, а напротив, крепче прижал Сильвию к себе и прильнул к ее нежным трепещущим губам.
А Честер? Он в это утро, впервые за всю свою размеренную и отрегулированную жизнь, чувствовал себя не только плохо, но просто ужасно. Прошлым вечером он вернулся в «Пансион Мальфе» в относительно веселом расположении духа, насколько это было совместимо с неудовольствием по поводу приключений Сильвии в Казино. Но, никоим образом не одобряя ее поступков, он все же был рад, что она выиграла, а не проиграла.
Вахнеры предложили подвезти его до пансиона, и он согласился, поскольку час был поздний, а мадам Вахнер, несмотря на потери Фрица, наняла экипаж.
Добравшись до постели, Честер тут же уснул, но через час пробудился из-за давящего ощущения, а вернее, сознания, что он в комнате не один.
Он сел в постели и зажег спичку, одновременно и желая, и страшась увидеть, как из темноты возникает подобие человеческой фигуры.
Но, запалив свечу, стоявшую на столе рядом с кроватью, он не узрел ничего, кроме скудно обставленной комнаты, которая, даже в неверном свете, выглядела вполне уютно и безобидно.
Обладая крепким и здоровым организмом, а также незапятнанной совестью, Честер был человеком бесстрашным. Если бы неделю назад кто-нибудь сказал при нем, что мертвые могут посещать мир живых (как верят многие), он бы только посмеялся, но четыре дня в Лаквилле поколебали его убеждение в том, что «мертвые не возвращаются», и он нехотя поверил, что в «Пансион Мальфе» водятся привидения.
Беспокойство не оставило его даже после посещения курьезной ванной комнаты, которой так гордились супруги Мальфе, и еще позднее, когда он подкрепил себя превосходным завтраком. Напротив, при мысли о том, чтобы вернуться, даже среди бела дня, в свою спальню, его охватил панический страх.
Честер сказал себе раздраженно, что так не годится. Из-за бессонной ночи он — никогда не болевший! — чувствовал себя нездоровым; кроме того, он транжирил драгоценные дни своего короткого отпуска без всякой радости и для себя, и шля Сильвии. Послав за хозяином отеля, он кратко сообщил, что намерен покинуть Лаквилль этим же вечером. Мсье Мальфе был очень огорчен. Не испытывает ли мсье каких-либо неудобств? Неужели ничего нельзя предпринять, чтобы удержать английского гостя?
Нет, мсье всем доволен, однако… однако, не жаловался ли ранее кто-нибудь из постояльцев на странные шумы в той спальне, где он ночует?
Недоумение француза казалось вполне искренним, но Честер, глядя ему в лицо и, выслушивая изумленные возгласы и заверения, что его спальня — спокойнейшая во всем доме, все же заподозрил хозяина в некоторой неискренности. Он был несправедлив к бедному мсье Мальфе.