— Я надеюсь, сейчас ему лучше, — вежливо откликнулась капитанша.
— Да, лучше.
— Наверное, теперь ты рада, что не поехала, учитывая, какой оборот приняли события?
— На самом деле нет. Я бы хотела быть там. Мне очень жаль, что я ничем не могу им помочь. Я бы хотела быть с Трейси, если она... ранена. Я думаю, я ей нужна,— ответила Дженис. — Это, должно быть, Трейси в надувной лодке. Ливи никогда бы этого не сделала. Она не привыкла работать. Трейси бы не позволила Кэмми рисковать собой в маленькой резиновой лодке. Холли смелая, но она просто не такая сильная и тренированная, как Трейси. Трейси серьезно занималась спортом. Она и сейчас преподает физкультуру.
— В таком случае я не сомневаюсь, что она добралась до берега.
— Я за это молюсь, — с грустью произнесла Дженис.
— Если хочешь, я тоже с тобой помолюсь. Пресвитерианская молитва, может, и не подойдет. К тому же я давно отошла от религии. Но я помню молитву моряков. Она гласит: «Пусть мои паруса изорваны и моя мачта сломана, пусть ночной ветер пронизывает меня насквозь и соленые брызги обжигают мои глаза, пусть свет звезд скрыт от меня, Ты только позволь мне встретить еще одну зарю».
— Это прекрасно! — воскликнула Дженис и, не удержавшись, добавила: — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, аминь.
— Аминь, — повторила Шэрон.
Кэмми лежала на палубе под лучами палящего солнца. Ей казалось, они обладают целительными свойствами и она получает от них какое-то питание. Разве солнце не обеспечивает ее чем-то вроде витаминов? Девушка была уверена, что обеспечивает. Именно поэтому солнцезащитный крем может быть вреден. Нет, не может. Проблема в каких-то лучах, ах да, в ультрафиолетовых. Витамин А или витамин Д?
Весь крем закончился.
Ей хотелось лежать на земле, в траве, пусть даже на лужайке перед домом или на склоне холма, где находится ее общежитие. Ей хотелось ощутить сильные и неподвижные объятия земли, прильнуть к ней. К простой твердой земле. География ее мира претерпела сильные изменения.
«Тетя Холли», — внезапно подумала она и вскочила.
Она все поняла в тот момент, когда открыла дверь каюты. Безжизненная рука Холли еще была теплой.
Кэмми помчалась за ручным дефибриллятором. Когда ей не удалось привести Холли в чувство, она кулаком разбила зеркало в ванной и, выбрав в раковине осколок побольше, поднесла его к неподвижным посиневшим губам Холли. Поверхность осталась незатуманенной.
— Тетя Холли, — заплакала Кэмми. Она дрожала и одновременно трясла родное неподвижное плечо в футболке с надписью «Медсестры занимаются этим всю ночь». Она разрыдалась, прижавшись к груди Холли, как будто та могла каким-то образом обнять ее и успокоить. Она приложила два пальца к запястью Холли. Ничего. Кончик носа и пальцы Холли уже похолодели. Все, что Кэмми могла сделать для своей крестной, это оплакать ее без слез за двух маленьких мальчишек, не подозревающих о том, что они остались без матери. Возможно, и у нее уже нет матери. Еще не вполне взрослое сознание девушки не могло этого вместить.
В ее памяти теплилось воспоминание о третьем дне рождения Иана и Эва, как раз накануне Рождества. Ей уже исполнилось десять, а Эмма и Али были на год или два младше.
Холли почему-то сшила одинаковые наряды для них всех, не только для своих мальчишек, а для всех. На девочках были красные трикотажные юбки, колготки в красную и черную полоску и черные бархатные блузы с длинными рукавами. Тедди, Иана и Эвана нарядили в детские комбинезоны с бретельками через плечо. Девятнадцатилетняя Кэмми отлично понимала, что эти костюмы были классными и модными даже сейчас. Однако тогда она согласилась бы прыгнуть в котел с кипящей смолой, лишь бы не надевать этот идиотский костюмчик.
Снова и снова родители упрашивали и уговаривали их стать прямо и один раз улыбнуться, всего один, чтобы после этого всем вместе навалиться на праздничный торт и уничтожить его.
Но снимок никак не получался: то Эмма сутулилась, то Кэмми стояла надувшись, то еще что-то. В конце концов Холли не выдержала.
— Послушайте, чудовища, — звенящим голосом заявила она, — я сидела над этими костюмами, пока мои пальцы не стали похожи на подушечки для булавок. И мне наплевать, нравятся они вам или нет. Мне наплевать, как вы относитесь ко всему этому. Но вы сейчас станете как следует и дадите нам сфотографировать вас один раз, или я отдам этот огромный торт собакам. — И они все тут же выпрямились и улыбнулись до ушей, напуганные чем-то в голосе тети Холли. — Вы этого еще не понимаете, но когда-нибудь вы посмотрите на эту фотографию и обрадуетесь, что она у вас есть. Вы будете рады, что вас всех вместе сфотографировали именно сейчас, пока вы еще не выросли и ваши дорожки не разошлись. И когда вы будете смотреть на снимки своих родителей, вам будет трудно себе представить, что они были такими молодыми. Так устроена жизнь. Я знаю.