— Верит, — сказала Трейси, — мне так жаль. Холли была моей лучшей подругой.
— Моей тоже, — ответила Берит.
— Я знаю, что это вам не поможет, но я прошу прощения за свою роль во всем этом, — обратилась Трейси ко всем присутствующим в комнате. — Если вы меня ненавидите, я пойму. Если бы она не отправилась...
— Никто тебя не ненавидит, Трейс, — перебил ее Крис, — кроме, быть может, мальчиков. Дети... они все видят в черно-белом цвете.
— Где они? — спросила Кэмми, выбравшись из-за спины отца. При виде ее волос и кожи у присутствующих вырвался вздох, который они попытались заглушить стуком чашек и ложек.
Повсюду была еда — от тяжелых блюд с лапшой, плавающей в мясной подливе, до припудренных пирожных, висящих в воздухе вокруг крохотных кусочков фруктов и грозящих при первой же попытке полакомиться ими осыпаться дождем сахарных хлопьев. Тем, что принесли соболезнующие соседи и родственники, можно было кормить весь квартал в течение двух дней. Утрата оставила после себя пустоту, которую необходимо было чем-то заполнить. Но слова проваливались в нее, как осыпающиеся в пропасть камни. Еда, особенно еда, которую готовила Холли, служила каким-то утешением. На мгновение рот Кэмми наполнился слюной: вид еды вызвал у нее приступ тошноты. Медсестры предупреждали ее, что первое время ей угрожает опасность переедания. Она должна преодолевать постоянный соблазн, стараться есть медленно и только простую пищу, никаких специй или пиццы.
Верит и другие гости быстро собрали тарелку еды для Теда и приготовили кофе для Трейси и Джима.
Кэмми отправилась разыскивать Иана и Эвана. Их нигде не было видно. Через кухню она прошла к заднему крыльцу.
Воспоминания и даже запахи — крахмал, пряжа, стиральный порошок, кардамон — на мгновение вернули ее в детство. У этого дома, как и у любого другого дома, был свой особый запах, не воспринимаемый теми, кто в нем жил. Кэмми где-то прочитала, что обоняние самое мощное из всех чувств человека. Ей везде чудилась Холли. Она остановилась возле окна, чтобы взглянуть на гордость Холли — сверкающий чистотой бассейн. Она представила себе их обеих, когда во дворике стояли всего лишь пластиковый стол и стулья. Волосы маленькой Кэмми были заплетены в косички, а Холли объясняла ей, что деление в столбик — это очень просто, надо всего лишь понять, в чем суть. С ее губ сорвался тихий стон. Сможет ли она когда-нибудь забыть, как моряки заходили по трапу на корабль, неся на вытянутых руках удивительно маленький кокон, имеющий форму человеческого тела? «Тетя Холли, — думала Кэмми, — пожалуйста, вернись». Глухой шлепающий звук привлек ее внимание.
Иан и Эван по очереди били по установленным в углу двора футбольным воротам. Сначала Иан становился в ворота, затем Эван. У Иана теперь были длинные волосы, и ему шла эта прическа. Он вытянулся и уже начал походить на подростка. Эван, бледный и ссутулившийся, напоминал маленького ребенка, который в течение долгого времени смотрел телевизор в темной комнате. Как они изменились со времени Рождества!
— Эй, — тихонько позвала их Кэмми через противомоскитную сетку. Она толкнула дверь и присела на ступеньки крыльца. Эван последний раз злобно ударил по мячу и, опустив голову, поплелся к ней. Иан уставился на нее льдинками синих глаз, таких же, как у Холли.
— У тебя совсем короткие волосы, — безразличным голосом произнес Иан.
— Вам нравится? — спросила Кэмми.
— Нормально. Раньше было красиво, — пробурчал Эван.
— Их невозможно было распутать. Вы этого не помните, но я всегда плакала, когда ваша мама меня расчесывала. А она не уставала повторять: «Красота требует жертв».
— Ага, — только и сказал Иан. Похоже, он закрылся от нее.
— Присядьте рядом со мной, — обратилась Кэмми к обоим братьям. — На минутку.
Они подчинились, но по-прежнему оставались зажатыми и нервничали, как никогда прежде, внезапно осознав, что Кэмми — девушка, что у нее есть грудь и прочие женские прелести. Холли часто повторяла, что они — двуяйцовые близнецы, что они разные, хотя их никто не мог различить. Теперь Кэмми в этом убедилась. Иан будет выше, и волосы у него светлее. Они действительно были похожими, но не одинаковыми.
— Ребята... — Что она собиралась им сказать? Ей хотелось обнять мальчишек, но они были уже слишком большими для этого. — Наверное, единственное, что я могу... — Кэмми снова замолкла. — Все так хреново. И что бы я ни сказала сейчас, ничего не изменится. Мне кажется, в течение какого-то времени будет только хуже и хуже. Я буду с вами, и ваш папа тоже, но вам от этого не станет легче. Моя тетя Холли была совершенно уникальна и неповторима.