— Мам? — вопросительно окликнула Трейси Камилла. Трейси кивнула, и Кэмми тоже взяла бокал шампанского.
— Эта девушка — ваша сестра? — обратился к Оливии молодой человек с французским акцентом.
— Она дочь моей подруги Трейси. И еще Кэм — моя крестница. Но я думаю, она вся в меня, — ответила Оливия. — Я знаю, что это невозможно. Но ее дедушка, отец Трейси, темноволосый итальянец. Американец итальянского происхождения. В отличие от моего мужа. То есть покойного мужа.
— Примите мои соболезнования, — произнес Мишель. Чтобы заполнить паузу, он продолжил: — В такую теплую погоду вам хотя бы иногда следует спать на батуте — это наша разновидность гамака. Я так и делаю. Незабываемые ощущения...
Это было так неожиданно и приятно. «Он ухаживает за мной? — подумала Оливия. — Видимо, он понимает, что Камиллы ему не видать». Не то чтобы она собиралась этим воспользоваться, но, видит Бог, все может случиться. Ведь то, что происходит на островах, здесь и остается? Именно так говорят о здешних островах американцы. Оливия покосилась на Трейси и Холли. Теперь она тоже американка, а не графиня де Монгефалько. Вдова в сорок два года. Богатая вдова, хотя это не имеет никакого значения. Всего через месяц после смерти Франко она отправилась в спа-круиз. Через две недели уединения она помолодела лет на пять, если не на десять. При этом она выглядела естественно, а не напоминала эти жуткие кабуки-персонажи, на каждом шагу встречающиеся в Париже. Доктор оказался чародеем. Оливия была изолирована от внешнего мира, у нее даже не оставалось времени на то, чтобы ответить на настойчивые письма Трейси, пересылаемые ей управляющим виллы.
Как и все итальянцы, Франко проявлял чрезвычайное терпение и обожал все ее морщинки и складочки. Не все мужчины, однако, таковы. К тому же одиночество вовсе не входило в планы Оливии.
Ленни решил воздержаться от выговора до конца плавания.
Какие-то консервные ножи. Они их купят на Сент-Джоне[23] хотя он и предпочитает американские ножи. Но он не мог понять, как Мишель, которого он обучил, как родного сына, мог совершить такую глупую ошибку. В море нет универмагов, втолковывал он Мишелю. Только плавучие магазины, где проходящие корабли могут пополнить запасы рома, крекеров и сладостей. Это было первое, что он сообщил Мишелю. Он зачитывал молодому человеку отрывки из популярного романа, в котором голодающий герой жалеет, что у него нет камня, чтобы наточить нож, и пища, которую он держит в своих руках, остается недоступной, как мечта.
Мишель знает, что консервный нож может спасти человеку жизнь.
Самый маленький и, по мнению многих, самый милый из трех основных островов архипелага.
Без консервного ножа мужчина или женщина может изрезать кисти рук, безуспешно пытаясь открыть банку с бобами и в отчаянии колотя по ней, как это делал незадачливый книжный герой.
И все же Ленни решил повременить с упреками.
Насколько он мог судить, во всем остальном Мишель потрудился на славу, пока они с Мехерио лежали обнаженными под абрикосовым пологом своей кровати, а затем ныряли, плескались и хохотали под заунывные песни Вилли Нельсона, тоски которых они не разделяли. Малыш Энтони уже начал ползать, и, когда они в очередной раз занялись любовью, он приподнялся и заглянул к ним в постель. Обнаженные родители приняли маленького дельфинчика в свою компанию.
— Тебе нравится наш малыш? — засмеялась Мехерио. Ленни поцеловал ее мягкую грудь. — Быть может, тебе хочется иметь еще одного, точно такого же?
— Конечно, — ответил Ленни, — как только ты захочешь.
— Некоторые малыши рождаются тогда, когда они этого хотят, — произнесла Мехерио, положив руку на свой упругий живот, который слегка округлился. Ленни заметил это только сейчас. — Вот тут сидит малыш, который месяцев через пять запросится наружу, чтобы посмотреть на своего папочку.
Ленни чуть не умер от радости, охватившей все его существо.
— Ты слишком стар, чтобы иметь много сыновей, — сказала Мехерио, — но один ребенок — это не семья.
Ленни знал, что Мишель считает Мехерио лакомым кусочком, женщиной, соблазнившей его своими саронгами и мешковатыми джинсами. На самом деле она свободно говорила на четырех языках и наряду со своими сестрой и братом получила великолепное образование. Об этом позаботился их отец, англичанин-миссионер, сдержанность которого порой доходила до смешного. Артур Мидвел умер два года назад, и Мехерио до сих пор оплакивала отца. Его любовь к детям проявлялась в том, что он их учил — другие проявления ему были просто недоступны. Веселый, уравновешенный характер и любовь к музыке Мехерио унаследовала от матери, Селы, которая продолжала жить счастливо, хотя и в одиночестве, на острове Сент-Томас. Так что у Ленни и его жены было в распоряжении множество способов доставлять друг другу радость и все основания рассчитывать на счастливую и спокойную старость.