Он криво улыбнулся.
– Я не уверен, что сам знаю, как мне себя вести.
– Не понимаю…
Он подошел к ней и уселся рядом на поваленное дерево.
– Вы стали чем-то вроде наваждения, мисс Джеймс. С того самого момента, когда Люсинда сказала мне, кто вы такая, я словно… словно околдован. Смотрю на ваше лицо на рекламных щитах, на экране телевизора и называю себя круглым дураком. Потом я как-то увидел вас в книжном магазине…
– Но вы же не смотрели…
– Смотрел.
– Но вы сказали…
– Да. А потом я увидел вас в студии и понял, что мне не удастся избавиться от своих чувств к вам.
– Но я совсем не такая, какой кажусь на рекламных плакатах, – напомнила она в растерянности.
– Нет, вы возбуждающая и агрессивная…
– Я совсем не агрессивна, – возразила она. Генри приподнял одну бровь, и она покраснела. – Во всяком случае, обычно! Просто последние несколько месяцев, оказались для меня слишком стрессовыми. – И я совсем не та женщина, какую видят в рекламном телевизионном ролике…
– Передо мною вы, – сказал он негромко, – а вовсе не «та женщина».
– Нет, не я! Я совсем не такая!
– В самом деле? Тогда почему ваши глаза обещают то, что отрицает ваше тело?
– Они ничего не обещают! – воскликнула Гита.
– Нет, обещают. Я смотрю на вас, и я вас хочу. Это очень просто. Это очень сложно. И даже если не смотрю, я все равно вас хочу. Так же, как вы меня. Вы ведь хотите, не так ли? – спросил он мягко.
– Я не знаю… Я не очень хорошо себя чувствую.
– Из-за меня?
– Нет… Наверное, я что-нибудь съела. Я чувствую себя… больной и разбитой. – Наклонив голову, она с трудом сглотнула и уткнулась лбом в колени.
– Обычно я произвожу на женщин совершенно иной эффект, – протянул он, и она слабо усмехнулась.
– Да уж, – согласилась она. – Скорее всего, не такой. Та девушка в студии, потом Дженни…
Он дотронулся до ее лба и нахмурился.
– Вставайте, я отведу вас домой.
Он помог ей подняться на ноги и обнял одной рукой для поддержки.
– Вы можете идти?
Она понятия не имела. И он выглядел не слишком озабоченным. Скорее отстраненным и вежливым.
– Мы идем не туда, куда надо, – запротестовала она несколько минут спустя.
– Все правильно, – сказал он.
Сильно занервничав, она остановилась и посмотрела на него.
– Я вовсе не хочу идти к вам домой.
– Но ведь именно там мы исполним свои желания.
– Я не могу иметь с вами никаких отношений, – слабо воспротивилась она. – Я не имею права, пока не закончится мой контракт с «Верлейн». В договоре есть пункты…
– Но кто об этом узнает?
– Я.
Глядя сверху вниз на ее обеспокоенное лицо, он протянул руку и провел кончиками пальцев по ее носику, по ее губам.
– Насколько я понимаю, в договоре есть пункты о недопустимости разглашения близких отношений, о необходимости быть сдержанной, не давать повода для сплетен, но нет такого пункта, который запрещал бы вам иметь связь с мужчиной. Я немного знаю о контрактах, Гита, и могу быть очень осторожным. Идем.
В его власти над ней было что-то гипнотическое; больше она не протестовала, а позволила ему отвести себя к поместью. Но всю дорогу продолжала размышлять об этой власти, и тревога не покидала ее.
Мельком она глянула на его профиль, в надежде уловить какое-нибудь более мягкое, нежное выражение в его лице, но ничего не обнаружила. Он казался почти суровым. Неприступным. Совсем не так, как должен выглядеть влюбленный мужчина. Отведя от него глаза, она стала смотреть на дорогу, на усадьбу, видневшуюся вдалеке. С расстояния она казалась настоящими руинами. Старыми развалинами. А вблизи старинное поместье выглядело по-своему привлекательным.
Все еще ощущая дурноту, она прошептала, пораженная:
– Как давно оно было построено?
– Строительство начали еще в 1241 году, – произнес он небрежно. – Думаю, его так и не закончили, хотя, насколько мне известно, первоначальный владелец получил право на возведение зубчатой стены вокруг дома в 1291-м.
– Зубчатая стена, ну да, конечно, – слабо кивнула она, и он улыбнулся.
– Но, как видишь, ее так и не возвели, а если и возвели, то она, скорее всего, развалилась. В семнадцатом веке здание было перестроено, с тех самых пор мы его постоянно достраиваем и перестраиваем.
Ну конечно, почему бы им этого не делать? Он же принадлежит к совершенно иному миру, не так ли? Богат ли он? Впрочем, это не имело для нее никакого значения.