– Ну что ж, смотри, ради Бога! Наслаждайся! – закричала она, но ее голос сорвался в сдавленное рыдание. Сжав зубы, чтобы не расплакаться, она расправила плечи и отправилась наверх собирать чемодан. Оказавшись в спальне, она сначала плотно задернула все занавески. И начала собираться очень быстро, просто на всякий случай…
Нарушение ее права на частную жизнь, наглое подсматривание в замочную скважину – вот что так злило Гиту и выводило ее из равновесия… Слава Богу, у него хотя бы нет фотографий, на которых она вместе с Генри… Или есть? А вдруг он пошлет их в качестве следующего «подарка»? Или таких фотографий быть не может, поскольку фотограф – сам Генри? Дурацкая мысль, но… Нет, невозможно. Это же абсурд, Гита. Генри нет нужды присылать тебе снимки.
Когда он вернулся, она была готова и ждала его. Разозленная.
– Никого? – спросила она тихо.
Он помотал головой и посмотрел на нее мрачными, потемневшими глазами.
– И ты ничего и никого не видел, когда в тот день я уходила из поместья?
– Нет.
– Хороши же у тебя собаки, если они даже не могут учуять постороннего!
– Да уж, хороши, – согласился он. – Холодильник выключен? Дверца посудомоечной машины открыта?
– Все сделано, – натянуто сказала она. – Я уже заперла черный ход и все окна.
Он кивнул, подхватил ее чемодан, подождал, пока она возьмет со стола коробку с продуктами, и пошел к выходу. Включил сигнализацию, закрыл и запер входную дверь и отнес ее чемодан к машине.
– Ты знаешь код, – негромко произнесла она. – Что?
– Ты знаешь код сигнализации!
Он остановился, внимательно посмотрел на нее и терпеливо объяснил:
– Разумеется, я знаю номер. Когда Синди здесь нет, мы всегда присматриваем за ее коттеджем. Ты хочешь, чтобы я вел машину?
Она безразлично кивнула.
– Прости. А как быть с твоей машиной? Он взглянул на нее, не скрывая удивления.
– А при чем тут моя машина?
Раздраженная, она не выдержала:
– Но она остается здесь, а ты уезжаешь!
– Куда уезжаю?
– В Лондон!
– Мы вовсе не собираемся в Лондон, – сообщил он ей, укладывая чемодан и коробку с продуктами в багажник.
– А куда же мы тогда едем?
– В усадьбу.
– В твою усадьбу?
– Конечно, в мою усадьбу. Садись в машину, Гита.
– Нет, не сяду. И мы не поедем в усадьбу. Ты же сам хочешь, чтобы наши отношения оставались свободными. Ты сам так говорил! А наши отношения вряд ли можно будет назвать свободными, если я буду жить в твоем доме.
Вздохнув, он обошел машину, открыл переднюю дверцу со стороны пассажирского сиденья и мягко толкнул Гиту внутрь.
– Пристегнись.
– Генри!..
Он снова обошел машину, сел на место водителя и включил зажигание.
Он выехал на дорогу, повернул налево, и еще раз налево, к въезду на территорию усадьбы, и все это время она обыскивала настороженным взглядом деревья вдоль дороги, поля, каждую машину, проезжающую мимо. Обыскивала – и ощущала внутри себя тревогу, злость, готовность и желание дать отпор.
– Раньше здесь был парадный въезд для карет, – сказал он. – Ажурные ворота из литого чугуна. Парк с дикими оленями.
– Что?
– Ничего. Повнимательнее, Гита.
– Я пыталась увидеть…
– Знаю.
Повернувшись, она взглянула на него, а затем снова уставилась на дорогу, на пастбища и овец и вздохнула.
– Парк с оленями?
– Да.
– А сейчас ничего этого нет?
– Да, к сожалению, ничего нет. В течение нескольких прошедших столетий владельцы этой усадьбы нуждались в деньгах – причем довольно часто – и клочок за клочком продавали свои владения. Так что теперь от былой роскоши осталась только усадьба Блэйкборо-Холл.
– Блэйкборо?
– Да. Майлс Блэйкборо был ее первоначальным хозяином. – Генри снял руку с руля управления и сжал ее ладони. – Не сдавайся, Гита, – попросил он тихо.
– Не собираюсь. – Но как долго будет это все продолжаться? Всегда? Всю ее жизнь? – Твоя семья не будет против, если я поживу здесь?
– Нет.
– А когда они возвращаются?
– Через несколько дней.
Она вздохнула, посмотрела на приближающуюся усадьбу Блэйкборо-Холл. С фасада она выглядела еще более обветшавшей, чем с обратной стороны, но, тем не менее, казалась уютной и спокойной. Усадьба простояла здесь так много времени – видела немало мятежей, революций, гражданскую войну, – но пронеслись столетия, а Блэйкборо-Холл как стояла, так и стоит на своем месте. Сейчас усадьба показалась Гите своего рода СИМВОЛОМ стойкости и выносливости.