Ранним утром следующего дня она отправилась домой.
Усталая, мечтающая лишь о том, чтобы принять душ, переодеться и рухнуть в постель – она совсем не выспалась прошлой ночью, – Гита чуть было не поддалась порыву проехать мимо собственного дома, когда увидела там полицейскую машину, двух полисменов и свою соседку.
Когда она притормозила, все повернули головы и мрачно уставились на нее.
Один из полицейских подошел к ее машине:
– Мисс Джеймс?
– Да, – сказала она осторожно.
Сверившись с записями в своем блокноте, он переспросил:
– Мисс М. Джеймс?
– Да. Гита.
– Гита? – недоверчиво переспросил он.
– Да. Уменьшительное от Милгиты. Что произошло, констебль?
Его сочувственная улыбка больше походила на гримасу.
– Лучше сами взгляните.
Внезапно ощутив легкую дурноту от тревоги, она выбралась из машины. «Лживая дрянь», – было выведено на фасаде ее дома большими ярко-алыми буквами. Жирная красная краска кое-где дала потеки – словно кровь струилась по светлой стене. Это выглядело страшновато.
Какое-то время все молчали.
– Ему, кажется, нравится работать с краской, – невпопад пробормотала Гита. – Перед этим моя машина была залита желтой краской. А в почтовый ящик как-то вылили синюю. Когда это случилось?
– Точно не знаем. Патрульная машина проезжала мимо дома после полуночи, тогда еще ничего не было. Ваша соседка позвонила нам совсем недавно. К сожалению, мы не можем вести наблюдение постоянно. – Полисмен словно бы извинялся. – Людей не хватает.
– Я понимаю. – Глубоко вздохнув, Гита повернулась к молодому констеблю: – В любом случае спасибо.
Он беспомощно развел руками:
– Мы ничего не можем поделать, понимаете?
– Понимаю. С угрожающими звонками было проще, – сказала она с жалкой улыбкой, хотя ей давно уже было не до смеха. – Но он все больше входит во вкус. Сначала угрозы по телефону, затем гнусные письма в почтовом ящике. И если бы телефонная компания по моей просьбе не начала перехватывать звонки, а почта – письма, то, возможно, ему не пришлось бы прибегать к настенной живописи.
– И я ведь абсолютно ничего не слышала! – воскликнула Дженни, ее соседка. – Мне так жаль, Гита.
– Ты тут ни при чем. Но хотелось бы узнать, чем я так провинилась? Кому, интересно, я так насолила? А вы идите, – обратилась она к полицейским. – Все равно ведь ничего не можете поделать, верно?
– К сожалению, нет. Пока мы не знаем, кто это…
– Да, конечно.
Полисмен коснулся фуражки, как бы отдавая честь, и направился к машине, где его уже поджидал коллега.
– Если еще что-нибудь произойдет, мисс…
– Я тут же дам вам знать, – тихо закончила она.
– Кто-то приехал, – промурлыкала Дженни с видом человека, который, став источником дурной вести, жаждет, во избежание суровой кары, поскорее сменить тему.
– Что?
– Несколько минут тому назад. Понятия не имею, куда он делся… А машина-то все еще здесь.
Гита повернулась, увидела неподалеку у обочины сверкающий серебристый «мерседес» и, не узнав его, пожала плечами.
– Наверное, какой-то любопытный.
– Вообще-то он не выглядел просто любопытным. – Гита с удивлением обнаружила, что подруга заливается ярким румянцем. – Он… ну… знаешь, из тех мужиков, один вид которых может лишить женщину чувств. И разума… – добавила Дженни со смущенной улыбкой. – Я еще не видела мужчины с такой поразительной внешностью. И этакий скучающий вид…
– Скучающий?.. – осторожно переспросила Гита, вдруг ощутив холодок тревоги.
– Да, – произнес спокойный голос позади.
Обе быстро обернулись. Дженни вспыхнула от стыда, Гита испытала шок. Сердце в ней замерло.
Знакомые светло-серые глаза с темными ободками вокруг радужной оболочки бесстрастно смотрели на нее.
Взволнованная, Гита уставилась на изуродованную стену своего дома. Чувствовала она себя глупо. Была растерянна. Потрясена.
– Да, не очень красиво, – негромко прокомментировал он. – Хорошо еще, что на задней стене ничего нет.
Окончательно смешавшись, она повернула к нему голову.
– Что?
– Хорошо, что на других стенах нет подобных граффити.
Он кивнул Дженни, легонько отодвинул Гиту в сторону – прикосновение, от которого ее затрясло, – открыл калитку и прошел по дорожке к входной двери дома. Протянув руку, он дотронулся пальцем до красной краски.
– Ты его знаешь? – ахнула Дженни. – Боже, я никогда еще не чувствовала себя такой униженной! Ведь он все слышал.