Уставившись на него, медленно припоминая слова Синди, Гита возразила:
– Она ожесточилась, когда я искусно и коварно тебя соблазнила…
– Да. Только ты этого не делала.
– Не делала. Но ведь ее идеальный Генри никогда не способен был стать соблазнителем, верно?
– Верно, – согласился он вымученно. – Но именно я был причиной и писем, и вылитой краски, и всех этих неприятных вещей. Она сама так сказала, Гита. Она призналась.
– Значит, ничего бы этого не случилось, если бы мы не…
– Да, не случилось бы.
Закрыв глаза, ощущая тошноту и потрясение, осознавая необходимость спокойно все обдумать, она невольно вздрогнула, когда он тихо продолжил:
– С того самого момента, когда я увидел тебя, у меня не было ни одной спокойной минуты. Меня не покидает ощущение, что целая вечность прошла с тех пор, как я в последний раз нормально спал ночью. Но если бы я только знал, какой механизм привел в действие своим интересом к тебе… О Господи, Гита, стать причиной того, что тебе пришлось испытать…
– Да.
– И в тот день, когда ты обвинила меня…
– Я тебя не обвиняла, – возразила она, – я тебя только спросила. Все, что тебе нужно было сделать, – это просто сказать «нет». Я была напугана, расстроена, обижена. Я нуждалась в утешении. Если бы преследователем оказался ты, – а это представлялось возможным, – то кого бы я просила о помощи? У меня ведь нет семьи… Пойми, Генри, я же не знала тебя. На тех фотографиях тебя не было, ты ворвался в мою жизнь так неожиданно… И все, о чем я могла тогда думать, сводилось к одной-единственной мысли: пожалуйста, Господи, сделай так, чтобы это был не Генри.
– Я очень разозлился и оскорбился, – снова сказал он. – Но твое умозаключение было вполне логичным. Понимаешь, мне было очень трудно тогда как-то согласовать ту тебя, какую я начал близко узнавать, с той женщиной, какую мне всегда описывала Люсинда. С женщиной, которая якобы до сих пор общается с Мэттью.
– Якобы? – фыркнула она. – Ты только что сам сказал, что так оно и есть!
– Знаешь, что именно сказала Люсинда, понятия не имея о нас с тобой и о том, что я слышал от тебя о Мэттью? Она сказала, что очень озабочена – дьявол, да она и выглядела озабоченной – твоей ситуацией, она заявила: все идет к тому, что у тебя будет разбито сердце! Я представления не имел, что она знает о нас!
Резким контрастом к его злому голосу ее вопрос прозвучал тихо и взвешенно:
– А почему ты ей ничего о нас не рассказывал? Чувствовал, что произойдет нечто подобное?
– Нет, конечно, нет. Совсем не потому. Просто я вообще никогда и ничего никому не рассказываю. Не в моих привычках. Как ты выходишь из поместья, она сфотографировала из дома. Из моей спальни. Судя по углу, под которым сделан снимок. У меня сразу возникла такая догадка, но я не был уверен.
– Значит, она была в доме, когда…
А если бы они в тот день стали близки, как он и хотел…
– Да. А ты, почему ничего ей не сказала, Гита? – спросил он с невольным любопытством. – Она была твоей подругой, а ведь друзья рассказывают друг другу свои секреты, не так ли?
Она с горечью улыбнулась.
– Да, рассказывают, но мне не хотелось делиться этим ни с кем. Поначалу из-за того, что позволила себе близость с человеком, которого едва знала. А позже потому, что это стало для меня чем-то драгоценным и особенным. Таким, что не следует поверять никому, делить ни с кем, даже с лучшей подругой. Что касается Мэттью, я не видела его с тех пор, как он встретил Кристину, которая стала потом его женой. Мы вполне могли бы быть друзьями, потому что расстались очень мирно и спокойно. Но наша дружба была бы нечестной по отношению к его жене. Я понятия не имела, что его брак распался, но, по-видимому, Синди поддерживала с ним отношения… – Внезапно охваченная ужасом и тревогой, с расширенными глазами, она прошептала едва слышно: – Если Синди сказала Кристине, что я вижусь с ее мужем, то она могла уйти от него из-за…
– Я не знаю, – проговорил Генри беспомощно. – Но не думаю, что Синди могла разрушить чужой брак только для того, чтобы наказать тебя и заполучить меня. Все, что я знаю с ее слов, так это то, что она использовала его оборудование для проявления пленки. Но я разберусь, – пообещал он. – И все исправлю, если смогу. Ведь жена Мэттью наверняка скорее поверит своему мужу, чем Люсинде.
– Ты так думаешь? Но почему? Ты же сам ей поверил!
– В какой-то степени, – признал он. – Потому что считается, что модели и актрисы именно такими и бывают. А в рекламе ты и выглядела такой: немного греховной, дразнящей, намекающей на какие-то волнующие возможности.