К вечеру Аннабель совершенно расслабилась. Она провела час у бассейна. Я оставалась в своей комнате и читала «Виллетту». Мы пообедали по-мексикански в старом городе, представлявшем собой мешанину архитектуры испанской миссии и поста на фронтире. Две ложки гвакамолы – и я наелась. Аннабель съела половину моей порции и весь свой обед.
Мы вернулись в «Хилтон» и смотрели «Побег»[9] по телевизору у меня в комнате. Аннабель ненавидела этот фильм. Она ненавидела жестокость. Она назвала кино отвратительным и, не досмотрев до конца, ушла спать в свою комнату. Я же считала, что это великий фильм. Может быть, он просто соответствовал моему настроению, но мне понравилось, как Эли Мак-Грау делает все свои штучки ради Стива Мак-Куина. Я читала, что в действительности Мак-Куин бросил ради нее свою жену и семью. И хорошо сделал. Конец фильма был чудесным. У них все удалось. Вот так все должно быть в жизни.
На следующий день, когда мы ехали на юг от Альбукерке, я сбила на шоссе собаку. Я ничего не могла поделать. Пес выскочил буквально ниоткуда. Я крутила руль, сигналила во всю мочь, но бедное животное отскочило не в ту сторону – прямо под машину. Раздался ужасный глухой удар. Аннабель закричала. Я остановилась. Пес еще был жив и скулил.
– Сделай что-нибудь! – кричала Аннабель.
– Что я могу сделать?
– Отвези его в лечебницу!
– Как? И куда?
Я огляделась. По шоссе мчалось несколько машин, но в поле зрения не было ни одного населенного пункта. Мы находились в сердце пустыни. С тем же успехом мы могли быть и на Луне. Я оттащила пса на обочину дороги. Проезжающий грузовик стал сигналить – я остановила машину в неудобном месте. Аннабель еще больше расстроилась. Мне ничего не оставалось делать – только продолжать путь. Плохо, когда такое случается. Я взглянула на сучившего лапами пса. Он притих и страдал молча. Если бы я была Эли Мак-Грау, то вытащила бы пистолет и избавила животное от мучений. Аннабель бы поняла меня.
Отель «Сьерра» был единственным отелем в Артезии, и его оказалось нетрудно найти. Я узнала, что кинокомпания уже сняла несколько сцен в отеле, но актеры и съемочная группа остановились в мотелях по соседству. Это было мне на руку. Мэсон будет один, без этой своей компании.
Поселив Аннабель в ее номере, я пустились, чтобы спросить портье о Мэсоне. Он должен был остановиться на следующем этаже надо мной. Значит, при необходимости у меня будет путь к отступлению вниз по лестнице. Лифт выглядел старым и ненадежным.
– Эллиотт. Точно, – ответил портье. – Мы ожидаем их сегодня вечером.
– Их?
– Мистера и миссис Эллиотт.
КОРИДОР
«Спокойно, девочка, спокойно», – говорила я себе. Я покинула холл и поднималась по лестнице. Мистер и миссис. Должно быть, имеется в виду Барбара. Разве что, конечно, Мэсон не решил привезти с собой мать. Что абсурдно. Нет, с ним ехала Барбара – неприятная новость для меня.
Пока я поднималась по скрипящим ступенькам, жара усилилась. Я редко потею. Отец говорил, что не потеют только люди без комплексов. Я добралась до третьего этажа и повернула в коридор, остановилась и оглядела его. Именно здесь я должна разыграть свою сцену с Аннабель.
Я посмотрела на свое отражение в старом зеркале, покрытом пятнышками, как кожа на руке пожилого человека. Эту женщину скоро увидит Мэсон. Эта женщина скоро станет принадлежать ему.
Аннабель не заперла дверь. Она лежала на кровати в белье. Было невероятно жарко. Шумный кондиционер почти не помогал. Я увидела, что кожа Аннабель блестит от пота. Она лежала на правом боку. Казалось, она спит, но ее глаза были широко открыты. Я склонилась над ней. Я боялась, что она получила тепловой удар.
– Ты в порядке?
– В полном порядке, – произнесла она еле слышно. – В абсолютном порядке. – Ее глаза не смаргивали. Что-то подсказало мне зайти в узкую ванную комнату. Одежда свалена в ванну; содержимое сумки высыпано в раковину. Она, очевидно, вывернула свой багаж в поисках чего-то. На столике рядом с кроватью я нашла это. Шприц.
Черт, только этого не хватало! Может, я бесчувственная, но теперь все могло сорваться.
Выяснилось, однако, что Аннабель даже подыграла мне. Героин, если это был он, привел ее в состояние, великолепно отвечавшее моим замыслам. Теперь Аннабель будет делать все, что я захочу, и без возражений. Меня начала было беспокоить возможность ее сопротивления, особенно после случая с собакой на шоссе.
Я покинула Аннабель и вернулась в свой номер. Достала из сумки писчую бумагу и шариковую ручку, какие продаются в любой аптеке. Было бы шикарно написать первое послание Мэсону на моей собственной бумаге моей собственной авторучкой с характерными коричневыми чернилами. Шикарно, но глупо.
Я написала: «Я видела вас». Затем написала на другом листке: «Я знаю, что вы видели меня». Отлично. В этой фразе заключается смутная угроза. Затем написала: «Пожалуйста, забудьте то, что вы видели. Нет, это слишком двусмысленно. Я написала: «Вы видели меня, я видела вас». Глупо. Еще мне пришли в голову варианты «Я знаю, что вы видели нас», и «Мы знаем, что вы нас видели». Нет, Аннабель не должна в этом участвовать. Определенно лучшим был второй вариант: «Я знаю, что вы видели меня». Я еще раз аккуратно написала эту фразу большими буквами, стараясь, чтобы они не походили на мой характерный наклонный почерк. Затем вложила лист в конверт и заклеила его. На конверте написала «Мистеру Эллиотту». Хорошо. Все остальные листки я порвала и выбросила.
В пять часов вечера, пока Аннабель спала, прибыли Мэсон с Барбарой. Я следила за ними из окна кафе на улице. Барбара выглядела счастливой, Мэсон – скучающим. Она вцепилась в его руку, как ребенок – так мне показалось. Очевидно, она с нетерпением предвкушала поездку. Тогда я решила оставить их в покое до следующего дня. До воскресенья. Сегодня, очевидно, они пойдут обедать с клиентом Мэсона и какими-нибудь киношниками. Лучше все сделать в воскресенье, например, когда он выйдет из своей комнаты за газетами или что-нибудь такое. Сегодня можно расслабиться.
Но мне это не удалось. Я рискнула и пошла обедать с Аннабель. Перед уходом она позвонила Алену, и потом еще раз – когда мы вернулись. Я выбрала маленькую закусочную, тщательно рассмотрев посетителей, прежде чем зайти в нее. Я не хотела оказаться в одном месте с Мэсоном и его спутниками.
За обедом я рассказала Аннабель, как я собираюсь разыгрывать нашу сцену на следующий день.
– Все это делается для кого-то, кого ты любишь? – внезапно спросила она.
– Почему? – я удивилась. Ее вопрос не вытекал из нашего разговора.
– Я не могу представить, ради чего еще надо лезть в такие неприятности.
– Да, ты права.
– Хорошо, – сказала она, – надеюсь, это сработает.
– Конечно.
Но действительно ли это была любовь? Можно ли полюбить того, с кем ни разу даже не разговаривал? То, что я чувствовала, было, вероятно, близко к страсти фэна к кинозвезде.
Мои первоначальные расчеты оказалась немного нарушенными. После прерывистого сна, измученная кошмарами, в которых Мэсон трахал Барбару, а я наблюдала за ними в зеркало, я, наконец, забылась в глубокой дремоте. Когда я проснулась, было одиннадцать утра. Я пошла к Аннабель. Она говорила но телефону с Аленом и плакала. Наконец, не в силах говорить сквозь рыдания, повесила трубку.
– Я не должна его покидать. Не должна!
Я утешила Аннабель, помогла ей одеться, и отправилась проверить ключ Мэсона. Тот висел на доске. Они куда-то вышли. Черт. Но их взятый напрокат автомобиль стоит на стоянке позади отеля. Значит, они отправились погулять. Я вернулась в свою комнату, приняла ванну, надела черное платье и надушилась «Присутствием». Ко времени ленча я была готова. Пока я дрожала от нервного возбуждения, Аннабель снова расслабилась, приняв дозу наркотика.