— Джон сказал, это ты пробудила в нем интерес к медицине, так как всегда ходила на Баклерсбери и беседовала с травниками, — продолжала Елизавета, и я опять почувствовала на себе ее взгляд. — Что он очень хочет с тобой повидаться. А потом еще сказал: «Разумеется, в четверг». Правда, смеясь, так что, наверное, это просто так.
Последовало молчание. Я плавно отодвинула тарелку.
— Ну что ж, всегда приятно снова увидеть Джона. Я скучаю по лондонским временам, когда заглянуть к нам на огонек было так легко. А ты? — наконец спросила я, осматриваясь в поисках брошки, которую положила на стол, и проявляя так мало интереса к визиту Джона, что ее тайное любопытство или бог знает что еще увяло.
Но конечно, я уже не могла думать ни о чем другом. И в это утро проснулась раньше обычного, полная надежд, — ведь наступил четверг.
Все случилось намного хуже, чем я могла себе представить. Увидев наконец лодку, повернувшую от излучины реки, мы все сгрудились у задней калитки, как какой-нибудь торжественный комитет по встрече гостей, бросились к причалу и неловко застыли у самой воды.
Но возле пирамиды из тюков и сундуков на дне лодки неудобно сидели не один, а два человека. Казалось, они не были знакомы и даже не разговаривали друг с другом. Одетые как иностранцы, оба стали собирать вещи. Госпожа Алиса в растерянности уставилась на них, недоумевая, который же из них наш гость, и осматривая багаж в поисках треноги и прочих художнических причиндалов.
Один оказался плотно сбитым мужчиной моих лет. Его квадратное лицо с глубоко посажеными глазами, набрякшими мешками под ними, румяными щеками и коротким носом от самого лба до скошенного подбородка было покрыто короткими курчавыми белокурыми волосами. Он осматривался с неуверенной надеждой чужестранца на теплый прием. Лицо другого, высокого мужчины, до самых ушей закрывал поношенный темный плащ. Только когда он резко встал, так что лодка пошатнулась, и на длинных сильных ногах спрыгнул на землю, я узнала его крупный орлиный нос и неопределенную печаль в глазах, отражавших небо. Он ни на день не стал старше.
— Джон? — неуверенно сказала я. И вокруг меня все взорвались.
— Джон! — радостно воскликнула Елизавета, абсолютно забыв про приличия, подобающие замужней женщине, выскользнула из-под руки Уильяма и бросилась к нему.
Он отпрянул, затем взял себя в руки и подхватил ее, широко раскинув руки, словно хотел обнять много детей.
— Маленькая Лиззи! — вскричал он, надев улыбку на лицо, и с беспокойством осмотрелся в надежде, что остальные бывшие ученики присоединятся к ней.
Потом все как-то дернулись, будто вышли утешить себя подобием счастья, а им вдруг предложили полную тарелку действительности, и столпились вокруг приезжих, как голодные звери на охоте. Все, ради чего мы вышли в сад, вылетело из головы. Внезапно всех захватило прошлое. Стоявшие чуть позади Маргарита Ропер и Цецилия Херон бросились к Джону. Кажется, ему были приятны объятия одновременно трех женщин, так приятны, что он собрался подбросить их в воздух, но потом вспомнил: перед ним уже не маленькие девочки, а юные матроны, — или побоялся уронить их в бурную реку и довольно резко отстранился.
— Неужели это Джон Клемент? — спросила госпожа Алиса, и на секунду мне показалось, что у нее в глазах слезы.
Конечно, это невероятно — она была такой выдержанной. Но влажное, выдуманное мной мерцание напомнило мне: они с Джоном Клементом всегда шептались, как лучше вести себя с маленькой девочкой — имелась в виду я. Она ни разу не заметила, что я подслушивала их с галереи. Может быть, он тоже, хотя в этом я была не так уверена. Помню, я говорила себе: эту резкую здравомыслящую женщину волнуют мои ночные кошмары и деланное спокойствие, она доверяет нашему первому учителю и внимательно выслушивает его тихие, продуманные ответы. Они были старыми друзьями.
— Клемент! — изумленно прорычал старый сэр Джон — на более бурное проявление радости старый тиран оказался не способен — и нетвердыми шагами прошел вперед.
Джон Клемент низко поклонился госпоже Алисе (с достоинством, он это умел, его всегда отличали прекрасные манеры), еще ниже — деду. Но затем этикет был забыт и он принялся махать длинными руками во все стороны одновременно. Мне показалось, еще немного, и он начнет подбрасывать всех в воздух. Все заговорили разом, как бывает, когда приезжают гости, рискуя посадить голос. Щеки, руки, пальцы — все обнималось и целовалось. Звучали банальные неискренние фразы: «Вы совсем не изменились!», «Вы помолодели!».