— Говорите, говорите, док, — ободряюще сказал Хансен хотя ничего ободряющего в его голубых, холодных, как арктический снег, глазах не было. — Я хорошо умею слушать
— Предвкушаете плавание во льдах? — усмехнулся я.
Они втроем были настроены на одну волну — вот и отлично. Им даже не нужно было смотреть друг на друга. Дружно, точно по команде, они незаметно придвинулись ко мне на два дюйма. Хансен, беспечно улыбаясь, подождал, пока официантка расставила на столе четыре дымящиеся чашки кофе, и все так же ободряюще продолжал:
— Ну же, дружище, валяйте дальше. Мы обожаем сидеть вот так, в столовой, и слушать, как какой-то чудак выбалтывает направо и налево сверхсекретные сведения. Откуда, черт возьми, вы узнали, куда мы держим курс?
— Подняв руку, я собрался сунуть ее за отворот плаща, но не смог — Хансен схватил меня правой рукой за запястье.
— Мы ни в чем таком вас не подозреваем, — как бы извиняясь, сказал он. — Просто мы, подводники, народ нервный — такая у нас жизнь. К тому же на «Дельфине» имеется отличная фильмотека, так что, когда герой какой-нибудь картины сует руку за пазуху, мы знаем, он это проделывает с одной и той же целью, а вовсе не для того, чтобы проверить, на месте ли его бумажник.
Свободной рукой я взял Хансена за запястье, оторвал его руку от моей и прижал ее к столу. Не скажу, что мне это удалось легко — американских подводников, как видно, и впрямь держат на диете с повышенным содержанием белков, но я все же справился, и кровеносные сосуды у меня от этого не полопались. Затем я достал из плаща сложенную газету и положил на стол.
— Вас интересовало, откуда, черт возьми, я узнал, куда вы держите курс? — спросил я. — Просто я умею читать, вот и весь секрет. Это глазговская вечерняя газета, я купил ее в аэропорту Ренфрю полчаса назад.
Хансен задумчиво отер запястье и, ухмыльнувшись, сказал:
— За что вам присудили ученую степень, док? За успехи в поднятии тяжестей? Газета, говорите? Как же вы успели купить ее в Ренфрю полчаса назад?
— Сюда я прилетел. На вертолете.
— Ах вот оно что? Я слыхал — сел тут один несколько минут назад, но это наш вертолет.
— Вот именно, он был сплошь исписан огромными буквами «ВМФ США», — уступил я. — А пилот все время жевал резинку и молился, чтобы скорее вернуться в Калифорнию.
— А вы нашему командиру об этом сказали? — спросил Хансен.
— Он мне не дал возможности и слова-то вставить.
— У него много забот, за всем не углядишь, — объяснил Хансен. Он раскрыл газету и остановил взгляд на первой странице. Ему даже не пришлось искать то, что он хотел найти, — крупный заголовок, набранный двухдюймовым шрифтом и растянувшийся на семь колонок.
— Да вы только поглядите! — не скрывая раздражения и досады, воскликнул лейтенант Хансен. — Скачешь тут на цыпочках, в этой Богом забытой дыре, рот на замке, клянешься — никому-де не слова ни о задании, ни о маршруте, и что же? Открываешь какую-то паршивую английскую газетенку, и тут на тебе — все сверхсекретные сведения черным по белому на целую страницу.
— Вы шутите, лейтенант? — сказал краснорожий, точная копия белого медведя, голосом, который, казалось, исходил из самых башмаков.
— Да нет, не шучу Забрински, — холодно ответил Хансен, — и ты в этом сейчас убедишься, если, конечно, умеешь читать. «Атомная подводная лодка спешит на помощь», — сказано здесь. — Волнующий бросок к Северному полюсу. — Боже правый — к Северному полюсу. И фото «Дельфина». Вот — командир… Господи, так это же я.
Роулингс протянул волосатую лапу и повернул газету, чтобы получше разглядеть расплывчатую, измятую фотографию товарища, сидящего перед ним.
— Ну и ну! А портретик-то так себе, а лейтенант? Хотя, глядите, в этом что-то есть. Главное фотограф все же уловил.
— Да ты ни хрена не смыслишь в фотографии, — вознегодовал Хансен. — Вы только послушайте это: «Сегодня, незадолго до полудня (по Гринвичу), одновременно в Лондоне и Вашингтоне было опубликовано следующее совместное заявление:
«Ввиду того, что на дрейфующей полярной станции «Зебра» возникла прямая угроза жизни людей, и все попытки установить с ними связь с помощью обычных средств потерпели неудачу, командование военно-морских сил США приняло безотлагательное решение направить в район бедствия атомную подводную лодку «Дельфин», которой надлежит установить связь с оставшимися в живых полярниками.
Сегодня рано утром «Дельфин» возвратился на свою базу Холи-Лох, Шотландия, после продолжительных учений в составе военно-морских сил НАТО. Есть основания полагать, что сегодня, около семи часов вечера (по Гринвичу), «Дельфин» под командованием капитана третьего ранга Джеймса В. Свенсона, снялся с якоря.
В настоящем коротком сообщении объявляется о начале отчаянной и опасной спасательной операции, примеров которой не знает ни морская история, ни история освоения Арктики. Шестьдесят часов минуло…»
— Вы сказали — отчаянной, лейтенант? — угрюмо проговорил Роулингс. — Опасной? Капитану нужны добровольцы?
— Не нужны. Я доложил капитану, что опросил весь экипаж — восемьдесят восемь человек, все согласны.
— А меня вы спросили?
— Тебя я, должно быть, пропустил. А теперь, когда говорит старпом, будь-ка любезен заткнуться.
«…Шестьдесят часов минуло с тех пор, как мир потрясла весть о бедствии, постигшем дрейфующую полярную станцию «Зебра», единственную британскую метеорологическую станцию в Арктике. Слабый сигнал бедствия с «крыши мира» принял радиолюбитель из норвежского города Бодо, знающий английский.
Из другого сообщения, которое меньше суток назад принял в Баренцевом море английский траулер «Морнинг стар», явствует, что в результате пожара, случившегося на складе горючего рано утром во вторник и уничтожившего почти целиком всю станцию, уцелевшие люди оказались в крайне отчаянном положении. Запасы горючего и провизии полностью выгорели, и есть все основания полагать, что оставшиеся в живых полярники не смогут долго продержаться при температуре ниже двадцати градусов — минус пятьдесят по Фаренгейту, — которая, судя по свежим метеосводкам, установилась в этом районе в последнее время.
Сведений о том, остались ли целы сборные домики, в которых жили участники дрейфа, не поступило.
Полярная станция «Зебра» начала действовать недавно — в конце лета прошлого года; в настоящее время она, вероятно, находится на 85 градусе 40 минуте северной широты и 21 градусе 30 минуте восточной долготы. То есть в каких-нибудь трехстах милях от Северного полюса. Полярные льды непрерывно дрейфуют по часовой стрелке, и точные координаты станции определить трудно.
В течение последних тридцати часов дальние сверхзвуковые бомбардировщики американских, британских и русских ВВС вели поиск затерявшейся во льдах станции с воздуха. Но, поскольку точное местонахождение «Зебры» неизвестно, а в Арктике в это время года — полярная ночь и крайне неблагоприятные погодные условия, обнаружить станцию самолетам не удалось, и они были вынуждены вернуться».
— Высматривать их было совсем необязательно, — возразил Роулингс. — Я имею в виду визуальный поиск. С аппаратурой, которой нашпигованы современные бомбардировщики, можно обнаружить даже летящую птицу за сотни миль. Радисту станции достаточно было просто постоянно посылать сигналы в эфир — для летчиков это было бы все равно как радиомаяк.
— Может, радист, погиб, — тягостно выдавил Хансен. — А может, у него рация полетела. Или не было горючего — запустить рацию: ведь оно сгорело. Все зависит от источника питания, каким он пользовался.
— Дизель-электрическим генератором, — сказал я. — У него были запасные батареи на никелевых элементах. Может, он бережет их на случай крайней необходимости. К тому же у них есть и ручной генератор, правда, не такой мощный.
— Откуда вы знаете про источник энергии? — бесстрастно спросил Хансен.
— Наверное, вычитал где-то.
— Ну-ну, вычитал… — он бросил на меня невозмутимый взгляд, затем вернулся к газете:
«В сообщении из Москвы, — продолжил он, — говорится, что около двадцати часов назад из Мурманска вышел атомный ледокол «Двина», самый мощный в мире, и сейчас он идет на большой скорости прямым курсом к полярным льдам. Однако специалисты не надеются на успех, поскольку в это время года отдельные массы плавучего льда уже спрессовались в сплошное ледовое поле, непреодолимое даже для такого ледокола, как «Двина».