В доме никого не было. Она заперла обе двери гаража на купленные замки, потом вошла в дом через кухню, прошла по коридору и вернулась в гараж через внутреннюю дверь, чтобы забрать ружье. Не зная, что с ним делать дальше, она положила его на диван в гостиной.
Потом посмотрела на телефон, но он молчал.
Глава 2
Ночью после двух часов зазвонил телефон, она спала в кровати. У нее было два аппарата: один стоял в гостиной, другой на ночном столике у ее изголовья. Она сняла трубку после первого же звонка и сказала:
— Алло!
Раздался голос Паркера:
— Это я. Как дела?
— Очень хорошо. А у тебя?
— Никаких посещений?
— Никого, — ответила она.
Из гостиной доносилось потрескивание догорающих в камине поленьев.
— Ты скоро вернешься?
— Мой друг умер от хронической болезни. Очень болезненной.
Его голос был плоским и равнодушным.
Ей понадобилась секунда, чтобы понять, что он хотел этим сказать. И когда до нее дошел смысл сказанного, это ей совсем не понравилось.
— О! — только и смогла произнести она. Она знала, какая просьба за этим последует, и попыталась воспротивиться этому.
Она была права. Он сказал:
— Ты должна на день или два взять отпуск. Поезжай в Нью-Йорк и немного развлекись.
Ее снова охватило возмущение, но она сжала челюсти.
— Я не хочу покидать дом.
— Но ведь это серьезно.
Его голос не выражал сильных эмоций, он только стал более жестким и настойчивым, но теперь ее это мало трогало.
— Я тоже говорю серьезно!
Оглядевшись кругом, чтобы найти что-нибудь, чтобы убедить его в сказанном, она прибавила:
— Завтра я куплю собаку.
Она ничего подобного не собиралась делать, но, может быть, иметь пса будет неплохо: он будет составлять ей компанию во время отлучек Паркера.
— Я говорю тебе об этой ночи, — сказал Паркер.
— Со мной ничего не случится. Я выходила и купила себе ружье.
Она не собиралась говорить ему об этом: во всяком случае, не раньше того, как он вернется.
На другом конце провода наступило молчание, и она поняла, что покупка ружья убедила его не больше, чем собака, и что он подыскивал аргумент, чтобы убедить ее переменить решение. Но он довольствовался тем, что сказал только:
— Я действительно считаю, что ты должна уехать. Это серьезнее, чем ты думаешь.
Ей не хотелось больше слышать об этом.
— Я знаю, что ты беспокоишься обо мне. Но ты не знаешь, что этот дом значит для меня. Я не могу покинуть его, ведь я только недавно в нем устроилась. Меня отсюда никто не прогонит. Это мой дом.
Ей показалось, что она слишком откровенно высказала ему свои сокровенные мысли, это было противно ее натуре. И она была просто испугана, задавая себе вопрос, что он может вывести из ее слов, и на этот раз молчание продолжалось дольше, и она нарушила его немного дрожащим голосом:
— Алло! Ты слушаешь меня?
— Да.
Он сказал это отсутствующим голосом, потом опять наступило молчание, и, когда он снова заговорил, его голос стал однотонным.
— Ты должна немедленно собрать все мои вещи и вынести их из дома. Положи их в один из пустых соседних домов. Но повторяю: сделай это немедленно, не дожидаясь завтрашнего утра.
— У тебя не так много вещей, — ответила она, оглядывая слабо освещенную спальню. Она увидела пару туфель на полу около открытого шкафа.
— Тем лучше, это не займет много времени. Если придут люди и будут спрашивать меня, то ты не должна ничего сообщать им. Понятно? И не оказывай им никакого сопротивления.
— А что же мне говорить?
— Скажи им, что ты только передаешь известия и послания, что ты видишь меня только два или три раза в год, что я плачу тебе за это. Ты им скажешь, что каждый раз, когда для меня приходит сообщение, ты звонишь в отель “Вилмингтон” в Нью-Йорке и там оставляешь послание для меня, на имя Эдварда Латана. Ты хорошо поняла?
— Да, но что это...
— Повтори мне имена.
Она не запомнила имена, не зная, как это важно.
— Это важно? — спросила она.
— Да. Эти имена ты должна им сообщить.
— Отель “Вилмингтон”, — сказала она, пытаясь вспомнить. — Эдвард... Прости меня, забыла.
— Латан. Эдвард Латан.
— Эдвард Латан. Это все?
— Не серди их, они очень опасны.
Такое простое заявление заставило ее поверить, что дело очень серьезное.
— Я умею играть в маленьких мышек, — сказала она, вспоминая, как ей приходилось иногда выкручиваться из положений, поэтому считая себя достаточно умной для этого.