— Правду? — переспросил Джо. В Клариных глазах мелькнула тень беспокойства, и это не укрылось от Сэмми.
— Я ездила с ним искать пропавшего ребенка и видела, как он работает. Это не просто работа. Это почти чудо. Это дар божий.
— Да, это так, — осторожно согласилась Клара, прожигая Сэмми взглядом.
— Вы ведь и раньше знали об этом, да?
Джо, открыв рот от удивления, переводил взгляд с одной на другую
—Я всегда подозревал, — наконец сказал он. — Когда я смотрел, как он обходит участок земли, чтобы найти место, где рыть камни, мне казалось, что он видит эту землю насквозь. Я пытался его спрашивать об этом. Но даже когда он был совсем еще ребенком, он не отвечал на такие вопросы.
— А вы? — спросила Сэмми Клару. — А как вы узнали?
Клара молчала. При соответствующем настроении она умела, вынув вставные челюсти, так плотно сжать губы, что нижняя половина ее лица превращалась в морщинистую безротую маску. «Не нужно было, наверное, так сразу?» — с отчаянием подумала Сэмми.
— Пожалуйста, скажите, что вы об этом думаете? — умоляюще повторила она.
— Бабушка Рейнкроу имела такой дар. И в тот день, когда родились Джейк и Элли, она сказала мне, что дар передался им.
— Элли, — поникнув, повторила Сэмми. Ей вспомнился тот вечер, когда Элли уговорила Шарлотту рассказать Рейнкроу о нападении Тима. Ей вспомнилось, как Элли умела почувствовать чужую боль.
— Не сердись на меня за то, что я хранила от тебя эту тайну. Джейк принадлежит к племени своей бабушки. Я тоже. Я за него в ответе. Я хотела, чтобы он сказал тебе сам. Я не могла сделать это за него.
— А почему он никогда не доверял мне настолько, чтобы сказать? Он ведь до сих пор не признается? Вы не знаете?
— Помнится, однажды я рассказывала тебе, как одно племя жило в овраге за этим домом, и ты вежливо улыбалась, словно это просто сказка безумной старухи.
Сбитая с толку неожиданной переменой темы, Саманта встряхнула головой.
— Простите меня. Но при чем тут…
— Далеко ли ты видишь? Можешь ли ты в тенях ночи при полной луне увидеть духов, которые смотрят на тебя? Слышишь ли ты, как они говорят с тобой, когда ты потерялась?
— Я… я, конечно, человек практический. Мне пришлось стать такой, Клара, потому что моя мать была другой. Я не верю в привидений и вообще в то, что не могу потрогать или сделать сама вот этими десятью пальцами. — Она вытянула вперед руки в перчатках и тут же прижала их к груди. — Я даже бога представляла себе школьным учителем, который слишком занят, чтобы оставлять сообщения на доске объявлений, — тихо добавила она.
— Тогда тебе предстоит долгий путь, чтобы понять Джейка.
— Пожалуйста, помогите мне. Клара величественно застыла.
— Бог говорит, а Джейк награжден редкостным даром уметь его слушать. Стоит ему дотронуться до человека, как он знает об этом человеке все. Стоит ему дотронуться до вещи, которую трогал этот человек, и эта вещь тоже разговаривает с ним. Даже горы говорят с ним.
Джо тихо присвистнул:
— Теперь все понятно.
Сэмми, зябко обхватив руками плечи, опустила голову.
— Я думаю об этом с самого детства. Всегда, когда он был мне нужен, он оказывался рядом. Я не могла понять, откуда он знает.
— Дело не в том, что он тебе не доверяет, — говорила Клара, хмурясь все сильнее и сильнее, словно сомневаясь в верности решения. — Дело в том… что порой он знает о людях такие вещи, о которых страшно говорить и которые тяжело знать.
— Что вы имеете в виду? Какие вещи?
— Я не могу… я не могу говорить за Джейка. Люби его, Сэмми. Ты у него в сердце, ты у него в душе. Ты там с того дня, когда он вытащил из тебя первые слова. Что может быть крепче этой связи — если мужчина, который видит человека насквозь, любит кого-то так, как Джейк любит тебя?
— Он вернулся в дом, Клара, но он не сказал, что любит меня. Мне нужно, чтобы он сам сказал мне это.
— Слова — они как глазурь на пирожном, — с неуместной игривостью вмешался Джо.
— Раньше он не испытывал с этим затруднений.
— Ты отдала ему старый рубин? — вдруг пристально посмотрела на нее Клара.
Сэмми почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Ее сомнения, ее вопросы наконец нашли свое воплощение. Их символом стал этот камень, причина страшной вражды между Рейнкроу и ее теткой. Что может сказать ему этот камень? Что будет с их жизнью, если он снова в ней появится?
— Ты отдала его? — сурово переспросила Клара.
—Нет.
— Хорошо. Не отдавай. Никогда не отдавай.
Сэмми вспоминала, какими путями шли они друг к другу. Как он спас ее от удушья в захлопнувшемся сундуке. Как он нашел их с Шарлоттой в лесу, когда они сбежали от тети Алекс. И вдруг поняла, как он выследил Малькольма Друри.
Она представила себе Джейка в тюрьме. Только в нее верил он тогда, впечатывая клятву в свою кожу. Только на нее он надеялся. Она дождется его и откроет перед ним все двери. Будет ждать хоть до бесконечности. И сохранит для него рубин.
И только один вопрос не давал ей покоя, но она боялась его задать.
Если он может найти все, что хочет, что же мешает ему обнаружить рубин, который она закопала рядом с бабушкиным источником.
Тим посмотрел на Александру и с гримасой презрения смешал листки с заметками журналиста небрежным жестом одной руки.
— Чего ты от меня хочешь? Извинений? Но я играл по правилам, которым научился, глядя на вас. Прошу прощения, что я не блестяще играю. Но это единственное, за что я прошу прощения.
— Кажется, ты забыл, — тихо сказала Александра, — что заварил всю эту кашу все-таки ты. И в первую очередь я беспокоюсь о твоих затруднениях.
— Вот уж нет, мамочка. Когда я был маленький, ты бы, если бы могла, охотно продала меня, и незадорого, как недоразвитого жеребенка. Не сомневаюсь, что и сейчас ничего не изменилось.
— О, я тебя умоляю. Ты что, всю жизнь намерен объяснять свои идиотские демарши воображаемыми страданиями, которые якобы перенес в детстве?
— А разве ты не хотела бы воспитывать вместо меня твою обожаемую Саманту?
— Как у тебя только язык повернулся? — патетически воскликнула Александра. — Ты — мой сын. Я всю жизнь пыталась защитить тебя от себя самого. Я предоставила тебе возможности, какие были у редких детей.
— Моя фамилия Вандервеер. Для всех, кто меня окружал, только это имело значение. А это имя дала мне не ты. Наоборот, ты погубила единственного человека, который меня действительно любил. Вы с Оррином отняли у меня счастье быть любимым.
— Это самое смехотворное обвинение, которое ты можешь выдвинуть против меня. К тому же оно не имеет ничего общего с предметом разговора.
— Имеет. Я больше не собираюсь тебе ничего доказывать и объяснять, И мне наплевать, кто и что обо мне знает, — а также о тебе и об Оррине.
— Пока у тебя это не пройдет, изволь не мешать мне и держи рот на замке.
— Не обо мне сейчас надо беспокоиться. — На его губах заиграла язвительная улыбка. — Я заезжал к Гвен. Ты знаешь, я относился к ней так, как ты всегда относилась ко мне. Я считал, что эта странная смесь любви и ужаса, которую я ей внушаю, навсегда удержит ее в моей власти. Но я ее недооценил. Как и ты всегда недооценивала меня.
— Ты хочешь сказать, что это Гвен пошла в газету и выложила там все это? Ни за что не поверю. Если она не сделала этого в момент развода, то сейчас-то зачем?
— Нет, журналист пришел к ней на дом. Она ужасно испугалась и подтвердила все, что он уже и без того знал, и даже добавила подробностей. — Тим подошел ближе и наклонился к матери. — И когда я об этом услышал, я ощутил странное удовлетворение. Потому что я могу сказать тебе, почему она испугалась настолько, что заговорила. Потому что она решила, что за ней шпионит другая часть нашей семейки. — Голос его упал до зловещего шепота, он приблизил губы к самому уху Александры. — Одна из твоих драгоценных племянниц уже навещала ее. К ней на огонек завернула Шарлотта, причем с Беном Дрейфусом.