— Проснись, сын.
Джейк протер глаза, стараясь прийти в себя. Над ним склонился отец. Стояла глубокая ночь, но в коридоре горел свет, бросая отблеск на черные волосы отца, почему-то, полностью одетого — в свежую рубашку и брюки.
— Вставай и одевайся, — сказал отец. — Нужно ехать в город. Элли уже встала. Поторопись.
Джейк услышал быстрые шаги мамы за стеной, и его голова, затуманенная сном, окончательно прояснилась. Страшное предчувствие сдавило ему сердце.
— Что случилось?
— Несчастье с дядей Уильямом.
Глава 7
Джейк и Элли сидели на холодных пластмассовых стульях в приемном покое больницы. Джейк не сводил глаз с растения в углу — листья почти все опали, зато вся земля в горшке была утыкана окурками.
— Как же здесь может выздороветь дядя Уильям, если они даже за деревцем не могут ухаживать как следует, — пересохшим ртом прошептал Джейк сестре.
— Не знаю, — ответила она, беспокойно оглядываясь. — Когда я стану врачом, я буду следить и за растениями у себя в больнице.
В массивных двойных дверях показалась женщина в полосатом халате.
— Вы что здесь делаете? — спросила она. — Доктор, У Рейнкроу попросил меня найти вас. Вы ведь должны быть в машине.
Джейк встал со стула и подошел к ней. Ему не сиделось. Он не мог ждать в машине, в темноте.
— Как себя чувствует наш дядя? Что с ним?
— Он упал и ударился головой, Пойдемте со мной, мои маленькие, я куплю вам горячего шоколада.
— Мне страшно, — вдруг воскликнула Элли, — обнимите меня, пожалуйста!
Женщина печально вздохнула и обеими руками обняла Элли. Джейк с удивлением смотрел на сестру; она ответила ему заговорщическим взглядом зеленых глаз из-под необъятной груди в розовую полоску.
— Вот что я вам скажу, — женщина была исполнена сочувствия. — Подождите-ка лучше здесь, а я принесу вам печенья из буфета. Ладно?
— Ладно, — согласилась Элли и спокойно посмотрела на брата.
Женщина скрылась в узком коридорчике, и, как только они остались одни, Элли тихо сказала:
— Ему очень, действительно очень плохо; он за двумя большими дверями с надписью: «Реанимация. Посторонним вход запрещен».
Джейк молча кивнул, и они, больше не сомневаясь, кинулись в недра больницы — искать дядю.
Теперь она была свободна, окончательно свободна — муж ее мертв. Александра, завернувшись в одеяло, съежилась на металлическом стуле, стараясь спрятать голые ноги под изорванный подол шелковой ночной рубашки. Она была измучена, она была на грани истерики; левое плечо болело — падая, она ударилась об острый угол туалетного столика.
Глаза болели от безжалостного верхнего света. Это помещение состояло только из света, нержавеющей стати и белизны. Вокруг толпились медсестры, шоферы «Скорой помощи», в углу шериф делал пометки в маленьком блокнотике. Кто-то положил ей на лоб холодный компресс — она этого даже не заметила.
— Звонили ваши друзья, — прошептала ей в ухо одна из медсестер, — сказали, что дали Тиму полтаблетки валиума и он уснул в гостевой комнате.
Александра деревянно кивнула.
Взгляд ее остановился на столе, где лежал Уильям, — под белой простыней вырисовывалось его длинное большое тело. Одна бледная полная рука лежала поверх простыни. Склонившись к этой руке, плакала Сара, а рядом, гладя ее по плечу, стоял Хью и разговаривал о чем-то с врачом-реаниматором — они говорили слишком тихо, Александра ничего не могла расслышать сквозь звон в ушах.
Ей вдруг захотелось закричать, что она по-своему любила Уильяма, что она целых десять лет играла по правилам, хотя они с мужем совершенно не подходили друг другу, и почему никто не пожалел ее, когда она была юной девушкой, которой амбиции родителей уготовили такое и только такое будущее.
«А впрочем, — безжалостно подумала она, — что кричать?» Могла ведь изменить свое будущее. Могла сбежать с Оррином, как Франни. Но нет. Она этого не сделала. И нечего терзать себя. Она не создана для роли благородной жертвы, и значимость женщины определяется деньгами и социальным положением ее мужа, что бы там ни вопили феминистки о новых горизонтах. Неважно, что женщины напялили брюки и стали заниматься бизнесом. Пусть себе студентки спят со всеми подряд, дабы доказать свою сексуальную независимость. На самом деле ничего не изменилось.
А в результате всего этого у нее остались деньги Уильяма, престиж, сын, из которого она должна сделать нечто достойное, и — свобода, свобода делать свой собственный выбор. В итоге она получила больше, чем Франни и ей подобные. А значит — плюнуть и растереть!
Уильяма, конечно, жаль. Ему пришлось расплатиться за это жизнью, но все же его уход решает все проблемы.
К ней подошел шериф. Он происходил из захудалого семейства горных старожилов и был необычайно сговорчив — и весьма улучшил дела своего ведомства: новая тюрьма, новая патрульная машина, новая униформа — все это было куплено на деньги новых богатых, которые смеялись над ним за его спиной.
— Простите, миссис Вандервеер, — прошептал он, — но я вынужден попросить вас еще раз вспомнить все события этой ужасной ночи. И после этого я оставлю вас в покое, мэм.
— Да, конечно, — томно вздохнула Александра. Он открыл блокнот и стал читать, останавливаясь время от времени в ожидании подтверждения.
— Судья напился пьян и поднялся в спальню из своего кабинета чуть позже полуночи.
—Да.
— Он вошел в спальню, где вы читали книгу, и вы попытались уговорить его лечь спать.
— Да.
— Он не соглашался, заявлял, что хочет куда-то поехать. Видя, что он с трудом держится на ногах, вы умоляли его не делать этого.
—Да.
— Судья пытался взять ключи от машины и, хм, будучи не в себе, толкнул вас и вы упали.
—Да.
— Он выбежал из спальни, вы побежали за ним и увидели, как на лестнице он упал, ударился головой о перила и покатился вниз.
—Да.
— Ваш сын проснулся от шума и вышел посмотреть что происходит, и вы стали его успокаивать.
—Да.
— А потом вызвали «Скорую помощь».
— Да. — Она вздрогнула. Неужели кончено? И позади весь этот ужас, а впереди… О, что ждет ее впереди!
Шериф закрыл блокнот.
— Какая страшная нелепость! Еще раз прошу прощения, мэм.
Совершенно незачем было плакать. Ее поразила вдруг пришедшая в голову мысль о том, как хорошо она выпуталась. Чувство собственной безнаказаности, отпущения всех грехов охватило ее. И такая невозможно прекрасная жизнь открывала ей свои объятия
— Ну, ну, — сказал шериф и потрепал ее по плечу. — О чем здесь долго разговаривать? Бедняга судья Вандервеер споткнулся и упал с лестницы. Вот все, что я напишу в рапорте.
— Спасибо вам, — сумела выдавить из себя Александра. — Я не хочу, чтобы злые языки трепали его доброе имя.
Шериф демонстративно вырвал исписанные страницы из блокнота, смял, поискал, куда бы выбросить, и, не найдя ничего подходящего, засунул в нагрудный карман рубашки.
— Вот и все, — сказал он.
— Дядя Уильям умер?!
Этот мальчишеский голос, звенящий от ужаса, заставил всех вздрогнуть. Хью Рейнкроу резко обернулся к дверям, и Сара подняла голову, глядя заплаканными тревожными глазами. Александра судорожно вздохнула, по спине у нее побежали мурашки.
В дверях стояли Джейк с Элли и смотрели на эту скорбную сцену. Глаза у них были сухие. Увидев племянника, Александра по-настоящему испугалась. Она остро почувствовала в его появлении угрозу себе, совершенно реальную угрозу. Это не поддавалось разумному объяснению. «Он всего лишь ребенок, — уговаривала она себя. — Просто ребенок. Просто ребенок, который наслушался Сариных грязных сплетен».
Однако каким-то образом именно он узнал ее самую сокровенную тайну. И нечего себя обманывать — Сара не могла сказать ему об этом. Ужас, безмолвный леденящий ужас ощущала Александра при виде этого отродья Рейнкроу.
— Хью, уведи их отсюда! — воскликнула Сара. — Миленькие, идите, идите домой. Я скоро приду. Обещаю вам.