— А это великая тайна. Ваша бабушка рассказывала мне, что иногда ее музыка замолкает. И именно тогда, когда больше всего ей нужна.
— Она не знала, почему? — почти не дыша, спросил Джейк.
— Она предполагала, что это защита от тайн, которые на самом деле знать не нужно. — Миссис Большая Ветвь помолчала. — То, чего не знаешь, не принесет тебе вреда.
Джейку вдруг вспомнилось — тетя Александра с мистером Ломаксом и то, как рубин жег ему руку, и тотчас к нему вернулось чувство вины за то, что он послужил причиной смерти дяди Уильяма. Он кивнул миссис Большая Ветвь.
— Человек должен быть осторожнее с теми, кого он любит.
— Правильно. И не следует ждать, что музыка придет, когда ее позовешь. Она сама знает, когда прийти.
Элли, потрясенная, поднялась на ноги.
— Что ж, я буду держаться подальше от пустых душ, и тогда моя музыка будет звучать тогда, когда я попрошу.
Миссис Большая Ветвь поджала губы. — С тобой все будет в порядке, если ты не будешь забывать об этом. А теперь бегите.
Элли не надо было упрашивать; она тотчас помчалась к дороге не оглядываясь. А Джейк вставал медленно и все смотрел на миссис Большая Ветвь, ни на секунду не отводя глаз. Ему до боли в сердце было жаль дядю Уильяма, а когда он со страхом и ненавистью думал о тете Александре, то немедленно вспоминал и о Саманте. Его обуревали самые разные чувства, в которых он не мог разобраться; наконец из путаницы этих чувств родилась простая и ясная мысль.
— Человек не может бороться с пустыми душами, не принося несчастья другим людям, — осторожно сказал он и вопросительно посмотрел на миссис Большая Ветвь — поняла она или нет? Она кивнула. Джейк вздохнул. — Значит, нужно вслушиваться. И иметь терпение.
Хотя миссис Большая Ветвь чуть улыбнулась уголком рта, она казалась скорее печальной, чем веселой.
— Слушай свою музыку. Она подскажет тебе, что надо делать.
Джейк побежал вслед за Элли, которая была уже почти на дороге. У него не выходили из головы ее странные слова о смерти, и, поравнявшись с ней, он мрачно воскликнул:
— Ты не умрешь. Потому что мы не откроем эту тайну той, у которой пустая душа. И тогда от нее больше никто не пострадает.
Элли благодарно посмотрела на него из-под нахмуренных черных бровей.
— Договорились.
— Я так соскучилась, — прошептала Александра, спрятав лицо на груди Оррина.
Они лежали в кровати с узорчатым балдахином; в открытое окно проникал неяркий зимний свет и тихий холодный рокот океана.
— Эти последние месяцы были просто кошмаром. Ты не представляешь себе, как я мечтала об этой поездке. Я так люблю океанское побережье зимой. У меня даже на зеркале висела фотография этого острова, я каждый день смотрела на нее и думала о нас.
Оррин погладил ее обнаженную спину.
— Нужно соблюдать декорум, милая. Я не мог даже приехать в Хайвью на следующий день после…
— Не надо об этом. Это было ужасно. Его сестра подняла волну таких жутких разговоров обо мне, что я стала просто отверженной.
— Сплетни провинциального городка. Все забудется. — Он откинул атласное покрывало и провел кончиками пальцев по изгибу ее позвоночника. — Мне будет немножко не хватать этих волнующих ощущений — прятаться с тобой от людей, — добавил он. — Это придавало жизни остроту все эти годы.
— Тебе нужно жениться. Тебе уже тридцать шесть. Могут пойти разговоры — сам знаешь какие.
— Александра, ты делаешь мне предложение? — засмеялся он.
— Конечно. Я так давно этого ждала. — Она подняла голову и посмотрела на него. — Оррин, ты — сенатор штата. Люди твоего положения должны быть женаты. Не дразни меня. Ты же знаешь, что я права. Ты ведь хочешь на мне жениться.
— Да. Да, мой прямолинейный ловкий делец, хочу. Она поцеловала его, и они, откинув покрывала, предались любви, не обращая внимания на холодный влажный бриз, раздувавший оконную занавеску.
— Тебя ничто не остановит, — сказал он чуть позже, когда они, утомленные, уже лежали на подушках, укрывшись одеялом. — И это меня всегда восхищало.
Александра посмотрела на него.
— Я должна показать тебе что-то. — Она выбралась из постели, накинула длинный шелковый халат и подошла к туалетному столику. Открыв сумку, она вытащила кожаный футляр, а из него — длинное ожерелье из толстых золотых цепочек.
Удовлетворенно мурлыча, она принесла ожерелье Оррину и села рядом с ним, по-девчоночьи поджав под себя ноги. Оррин рассматривал необычную подвеску, ощупывал выгравированный на золоте пышный цветочный орнамент и даже взвесил ее на ладони.
— Бог мой, похоже на орех, окованный золотом. Я не помню, чтобы ты раньше носила что-нибудь столь экстравагантное.
— Это все неспроста. — Она нажала на подвеску ногтем, открылась крышка, и Оррин изумленно свистнул. Завернутый в тончайшую ткань, там лежал рубин. — Теперь я смогу его носить, — объяснила она. — Так я буду знать, что он по-прежнему мой, пусть даже никто его больше не увидит.
Глава 9
— Наша мама — хиппи? — спросила Шарлотта. Поскольку у нее выпал передний зуб, вопрос сопровождался зловещим свистом. Шарлотта была твердо уверена, что Саманта знает ответы на все вопросы в мире. Поэтому она стояла на стуле у плиты, помешивая в кастрюльке с овсяной кашей, и ждала ответа.
Сэмми сидела на кухонном столе и вязала. Она опустила вязанье, посмотрела на одинаковые ночные рубашки с бантиками, которые сшила им мама, на большую стеклянную банку с мюсли, на горшочки с ростками люцерны на подоконнике. На помойное ведро мама прилепила наклейку «Никсона под суд!». На столе куча книг по астрологии. С каждым днем их становилось все больше.
— Нет. Хиппи не носят белья и не моются в ванне.
— Это хорошо. Я хочу быть похожей на маму, но папа не разрешил бы нам стать хиппи.
Поскольку папа не разрешал им даже надевать брюки в школу, Сэмми была уверена, что им никоим образом не грозит превращение в хиппи. Так или иначе, ее это мало интересовало. В доме вполне достаточно одной необыкновенной личности — и эту позицию с успехом занимала мама. С тех пор, как они переехали в Калифорнию, странностей у нее все прибавлялось. Мама управляла теперь магазином здоровой пищи.
Мама хорошая, Сэмми любит ее, но кто-то же должен стоять на земле обеими ногами — и Сэмми взяла это на себя. Она дотронулась до неровного шершавого камушка, который носила на шее. Мама отдала рубин Джейка ювелиру, тот приделал к нему цепочку, и с тех пор Сэмми с ним не расставалась. Она уже четыре года не видела Джейка — так что, может быть, она такая же странная, как мама, если продолжает жить столь нелепыми надеждами и мечтами?
— Здравия желаю, солдаты! Смир-р-рно! — раздался голос папы.
Они бросились на середину маленькой кухоньки и застыли. Папа ступил на порог, заложив руки за спину — такой красивый, в отглаженной рубашке и брюках, ботинки начищены, пряжка ремня сияет.
— Рядовой Райдер, что на завтрак?
— Овсянка и шоколадное молоко, пап… то есть сержант, — бодро ответила Шарлотта.
— Капрал Райдер, вы проследили, чтобы рядовой строго следовал уставу кухни?
— Так точно, сержант. Она опять хотела насыпать в молоко корицы, но я не позволила.
Папа посмотрел на Шарлотту.
— Рядовой, вы бы прекрасно готовили, если бы прекратили экспериментировать.
Шарлотта хихикнула, но папа оставался серьезным.
— Отчитайтесь о ежедневных нарядах, капрал.
— Постели застланы, одежда сложена, туфли вычищены, уроки сделаны. Сержант, Шарлотте нужно написать записку для учительницы: первый класс на следующей неделе собирается на экскурсию за город.
— Выполните этот наряд с мамой, капрал. Она сейчас придет, только закончит свои изгибания. — Изгибаниями папа называл мамины занятия йогой.
— Есть, сержант.
— Выполняйте. Отличная работа, вольно. Наконец он присел на корточки и раскрыл объятия, девочки кинулись ему на шею.