— Ты добилась своего, — тихо сказал он. — Я здесь. Эти сквозь зубы произнесенные слова были для нее как пощечина. Она вглядывалась в его лицо, ища образ человека, которого любила и продолжает любить и который — хотелось ей верить — любит ее, но видела чужие черты — Морщины около рта и вокруг глаз, плечи, обросшие мощными мышцами. И от всего его облика веяло духом непреодолимого угрюмого одиночества.
— В Калифорнии я много зарабатывала; я регулярно платила все налоги за Коув, Шарлотта закончила колледж и теперь учится в самой престижной школе поваров в Лос-Анджелесе. Эти десять лет показали, что я много чего могу. И тебе уже не нужно защищать меня и бороться с моими врагами. Я не приношу несчастья, теперь я это знаю точно. Я сохранила твой дом, я сберегла твой рубин.
Он смотрел все так же угрюмо, и по его лицу ничего нельзя было прочесть.
— Отдай мне его. Больше мне от тебя ничего не нужно, — наконец сказал он.
— Нет. Не отдам, пока ты не придешь в себя.
— Я в долгу перед тобой — за то, что ты сохранила все, что для меня дорого. Я верну долг. А сейчас я хочу домой. В Коув.
— Он здесь? А где он? А где Сэмми? — театральным шепотом спросила Шарлотта, вылезая из машины и мрачно оглядываясь. На террасе, надвинув на лоб бейсбольную шапочку, сидел Бен. При виде Бена Шарлотта почему-то всегда начинала злиться. Не понимая, в чем дело, злилась еще больше. За последние десять лет она видела его всего несколько раз, но с каждой встречей этот человек все прочнее входил в ее сознание. Слава богу, больше он уже не относится к ней как к ребенку, но теперь стало еще хуже. Кажется, что буквально все в ней вызывает град его критических замечаний.
— Успокойся, — ответил он. — Не хватало нам здесь только твоей задорной скороговорки. — Голос у него был певучий, мягкий, как хорошее виски бурбон. Говорил он, чуть растягивая слова, — произношение, типичное для старинных семейств равнинной части Каролины. — Ты же клялась и божилась, что останешься в Калифорнии, чтобы не отравлять воссоединения Джейка с Сэмми своими циничными выпадами.
Прислонившись спиной к столбику веранды, он сидел, лениво сложив руки и вытянув короткие ноги в брюках цвета хаки и начищенных ботинках, — эдакий щеголь-бездельник. Белая рубашка расстегнута на груди, открывая поросль седеющих темных волос и крошечную золотую звезду Давида на тонкой золотой цепочке. «Так бы и придушила собственными руками», — тяжело вздохнула Шарлотта.
В своем розовом сарафанчике с таким вырезом, что он глаз не мог оторвать от ложбинки между грудями, она остановилась на ступеньках террасы и с вызовом уперла руки в бока.
— Воссоединение, значит? — с отвращением повторила она. — Хорошенькое воссоединение, если и через десять лет он только и может, что обрушить на мою сестру новые обвинения и новое горе. Я утром звонила Сэмми в гостиницу. Ее было страшно слушать. А когда я поняла, что он не позволил ей даже привезти себя домой, я купила билет на самолет до Эшвилла. — Шарлотта обвиняюще указала на Бена пальцем. — Его привез сюда ты, а моя сестра должна была ехать вслед за вами в своей машине, мистер сводник. Черт возьми, когда же ты наконец подобьешь баланс, выставишь окончательный счет и исчезнешь из нашей жизни?
Бен задрал козырек своей бейсбольной шапочки и сердито посмотрел на Шарлотту. Его лицо стало очень серьезным.
— Как бы вдолбить тебе это в голову, повар Райдер? Я друг, понимаешь? Я хочу помочь двум людям, которыми восхищаюсь и о которых забочусь. Людям, которым предстоит преодолеть последствия чертовски долгой разлуки, и никто не обещал, что это будет просто. Я здесь для того, чтобы хотя бы немного подтолкнуть их друг к другу. Это самое большее, что пока можно сделать.
— Десять лет Сэмми жила, как монашка, — рявкнула Шарлотта, чья сдержанность попрежнему оставляла желать лучшего. — Я смотрела, как она пишет Джейку письма, а они возвращаются назад, потому что он не давал себе труда даже прочесть их. Она загнала свою жизнь в такие тесные рамки, что там не было места ни дружбе, ни другим мужчинам, ни отдыху — вообще ничему, что могло бы эту жизнь облегчить. И все потому, что она не хотела легкой жизни для себя, пока Джейк в тюрьме. Саманта просто заключила и себя в тюрьму. — Голос Шарлотты становился все громче. — Но ему наплевать. Он знать ее не желает. Пусть себе страдает, дура набитая.
— Ты же с ним не разговаривала. Ты же не видела, как у него загораются глаза, когда я произношу ее имя. Он ее ни в чем не обвиняет. Но не может мужчина столько лет провести в тюрьме, не закрыв наглухо какую-то часть себя. А когда он возвращается, то это же не кран в ванной — открутил, и все дела.
— Он мог бы проявить хоть каплю понимания, — отмахнулась Шарлотта.
— Подумай, девочка. Ты так горячо к этому относишься, потому что тебя мучают твои собственные страхи. Ты не хотела сюда возвращаться и не хотела пускать сюда Сэмми. Насколько я понимаю, это как-то связано с вашей теткой.
Да, он умел нащупать больное место. У Шарлотты заныл каждый нерв.
— Наша тетка, — тихо сказала она, — сколько я себя помню, все время пыталась прибрать нас к рукам. И если ты воображаешь, что она оставит свои попытки, то ты плохо ее знаешь.
— Что же она, по-твоему, выскочит из дворца губернатора и набросится на своих отбившихся от рук племянниц, как вампир? — Бен покачал головой и прищурился, словно бы представляя себе эту сцену. — Жена губернатора штата, который через два года станет кандидатом в вице-президенты. Мать сенатора штата. Ну да, так она и зарычит на вас, обнажив клыки. Зачем ей из-за какого-то давнего грязного скандальчика привлекать внимание прессы к своему прошлому, к прошлому своих родственников и родственников своего мужа? Ведь армия репортеров тотчас радостно подхватит любую сплетню и станет докапываться до подробностей. Графиня Дракула и ее недостойное племя! Нет, вряд ли.
— Ты даже отдаленно не представляешь себе, что я из-за нее пережила. И не надо мне рассказывать о моих чувствах. Тебе уже под сорок, а жены у тебя все нет. Так что ты — отнюдь не образец эмоциональной зрелости.
— А может быть, мое жизненное предназначение состоит исключительно в том, чтобы раздражать тебя? Похоже, ты именно так и думаешь. Ну и отлично! Я намерен всячески не допускать того, чтобы ты мешала свершиться счастью Сэмми и Джейка своими искренними, но неуместными проклятьями прошлому.
— Я тебя ненавижу!
— От любви до ненависти — один шаг.
— Где Сэмми и Джейк? Вот и все, что я хочу знать.
— Он устремился в дебри — сразу, как только вышел из машины, — сухо сообщил Бен. — Сэмми дала ему десять минут форы и почесала вслед за ним, как заправский следопыт. Надеюсь, они страстно пали в объятия друг друга где-нибудь на вершине горы, на фоне романтического пейзажа.
Сжав кулачки, Шарлотта посмотрела на стену дремучего леса.
— Она заблудится, и на сей раз он позволит ей потеряться.
— Сядь, пожалуйста, и укроти хоть немного свое зловещее воображение. Я еще никогда не видел людей, менее склонных потерять друг друга. — И, чуть помедлив, добавил: — Кроме нас с тобой. И это разбивает мне сердце.
Шарлотта села на ступени террасы и твердо решила больше с ним не разговаривать.
Сэмми отнюдь не была классным следопытом, но у нее были воспоминания, которые, надеялась она, помогут ей.
Она пробиралась по узкой тропинке среди густого леса. Огромные старые деревья по-весеннему зеленели. Сегодня она не удивилась бы ничему — ни тому, что он направился к месту, которое всегда было для них особенным, ни тому, что он обрадуется, обнаружив, что она идет за ним. Ничто не казалось ей абсурдным — даже то, что она идет по этому лесу в искусно сшитом желтом костюме, ее шелковая блузка пропитана потом, колготки изодраны колючками, а на руках толстые кожаные перчатки. Да, руки нужно беречь — они этого стоят.