— Так нужно, Джиа.
— Я… — голос вновь наполняется противной дрожью, и, стиснув челюсти, с силой выдавливаю из себя: — Я не хочу такой жизни! Не хочу провести остаток дней в кресле! Лучше бы вы оставили свой героизм при себе, а меня — в том подвале! Мне это не нужно!
— Это нужно мне. Я создам для тебя все условия, какие ты заслуживаешь. У тебя теперь новая жизнь, Джиа, смирись и прими как должное. Все, что ты должна делать сейчас — это терпеть и ждать. Ждать момента, когда тело снова подчинится, а потом — разумеется, если ты этого захочешь, — я позволю тебе отомстить каждому, кто заставил тебя страдать.
— Я не хочу никому мстить… я хочу домой…
— У тебя его больше нет.
Закрываю глаза и морщусь от того, как их щиплет от подступающих слез. Сил нет. Этот человек имеет такую энергетику, что, кажется, высасывает их последние капли, медленно вводя в меня яд усталости. Моя грудь отчаянно вздымается и опадает в такт трепещущему сердцу, но я больше не могу говорить. На меня снова обрушили лавину информации, с которой я не знаю, что делать. Я даже толком и не усвоила еще ничего, кроме того, что не могу ходить и что попала в очередной плен.
— Вся твоя жизнь — фальшь. А твой любимый Росси — создатель этого лживого маскарада. Именно он увез тебя в Россию, когда ты была ребенком, и он всегда знал, кто ты, пока жила в его доме. Все это время ты шла выложенной для тебя дорогой, правда, иногда ты любишь нарушать правила, поэтому наблюдать было вдвойне интересно. — На секунду забываю, как дышать, а вена на шее ощутимо пульсирует. — Мне всегда нравилась тень. С детства. Тебя никто не видит и не догадывается о твоих мыслях. Зато ты видишь всех. Знаешь, почему я люблю шахматы? Желанная цель всегда перед глазами. Только в моей игре ты будешь королевой, а в его была всего лишь пешкой…
— Замолчите…
— Замолчать? Знаешь, во сколько тебе обошлось это молчание? Если бы с тобой были честны, Джиа, твои близкие могли бы избежать такой участи. — Возле моей руки с глухим хлопком падает что-то увесистое. — Открывай, — твердый тон незнакомца придавливает меня своей серьезностью.
Аккуратно нащупываю дрожащими пальцами большой конверт и поднимаю его, морщась от боли, но он тут же выпадает, когда я вижу полностью перебинтованные руки.
Черт!
Кислород исчезает из легких подобно пустым гильзам из автомата, но я продолжаю жадно втягивать воздух. С ужасом возвращаясь в мрачные закоулки памяти, где я снова вижу эти бездушные серые глаза. Живот сводит, и я чувствую в нем резкую боль от воспоминаний о том, что со мной вытворял тот монстр.
Выдыхаю.
Едва справляясь с тяжелым дыханием, снова предпринимаю попытку взять конверт и неуклюже достаю оттуда содержимое. Разгоряченный разум в одно мгновение разрывает мое щемящее сердце, словно в него воткнули нож и нарочно поворачивают тот из стороны в сторону, пока я листаю трясущимися руками стопку фотографий. Снимков, на которых моя бабушка. Только на ее лице нет любимой теплой улыбки, что сейчас всплывает в моей затуманенной памяти. Нет, на ее лице видны паника, мука и закаменевшая боль. Распахнутые в ужасе глаза смотрят на меня, пробираются внутрь, в душу, и заставляют испытать все то, что с ней происходило до того, пока на ее шее не появилась эта ровная багровая линия, из которой прямо на пол сочится темно-алая субстанция. Внутри словно раздается чей-то дикий вопль, раздирающий меня на куски. Наверное, это и помогает мне выбраться из шокового оцепенения и выбросить из рук фото.
Больная идиотка!
Начинаю растирать ладонями лицо, одновременно стараясь выцарапать себе глаза, выдрать их, за то, что так тщательно рассматривали тело убитой бабушки. Из груди вырывается такой крик, что я чувствую, как вместе с ним остатки еще живой души отчаянно покидают меня, оставляя одну лишь безжизненную оболочку. Крик умирает на губах, и я вместе с ним. Кажется, что на меня обрушился потолок, лишив последней возможности дышать, и из открытого рта сыплются лишь хриплые звуки. Воздух не доходит до легких, он застревает в груди, опаляя ее огнем. Жар расползается по шее и доходит до верхней части спины, прожигая позвоночник, крадется вниз, но внезапно все исчезает, тухнет, словно сквозняк затушил это разъедающее пламя. Я больше ничего не чувствую.
— Если бы ты так тщательно не рассматривала фото своей бабушки, то успела бы разглядеть и подругу, которую изнасиловали, а после заживо закопали ее изувеченное тело. Для пущей убедительности мне даже удалось выкрасть все видеозаписи. И если у тебя еще остались сомнения в моей честности…
— Хватит… — тяжело дыша, я выдавливаю из себя единственное, что могу.