— Я вышла замуж за Ральфа Рэнсома, — сказала Эмма, — отчасти для того, чтобы у меня был дом и обо мне кто-то заботился. Я никогда не любила его по-настоящему, но он был добр ко мне. Он овдовел, и у него были сын и дочь, которые жили со своими семьями в Мидленде. Я располагала деньгами своего отца, поэтому ни в чем не нуждалась, но возможность выйти замуж меня очень привлекала. У Ральфа был красивый дом, и я стала его хозяйкой. Но вскоре после нашей женитьбы я поняла, что Ральф запутался в долгах, и это принесло много волнений. Когда предоставился случай с «Компанией южный морей», Ральфу пришлось рискнуть почти всем, что у него было, в надежде получить в будущем большое состояние, которое помогло бы ему преодолеть трудности. Мы могли бы быть счастливы… — Она внимательно посмотрела на меня. — Не так романтично, как, должно быть, сложилось у вас с Лансом… но вполне приемлемо для девушки, у которой не так много преимуществ в этой жизни.
Она сорвала травинку и закусила ее белыми ровными зубами.
— О-о, тебе повезло, сестричка, — продолжала она, — ты богата, у тебя красивый муж. Ты одна из немногих, кому удалось избежать последствий краха.
— А у тебя есть Жан-Луи, — напомнила я ей.
— Да, это очаровательное существо. У меня есть Жан-Луи. Но у тебя он тоже есть… Он есть у всех.
— Все его любят, но ты его мать, Эмма. Она взяла меня за руку.
— Да, благодаря тебе он благополучно вошел в этот мир, но я не могу навсегда остаться здесь, мне следует подумать о том, что делать дальше. Что обычно делает женщина в моем положении, когда у нее нет средств поддерживать свое существование и существование ребенка? Может быть, обучать французскому детей, которые не хотят его учить? Быть старшей прислугой в каком-нибудь благородном доме?
— Не говори чепухи, — сказала я. — Это твой дом, и ты будешь жить в нем.
— Я не могу злоупотреблять твоей щедростью.
— Ты останешься здесь, потому что твой дом там, где твоя семья. Не забывай, что мы сестры.
— Единокровные сестры! Нет, я все-таки должна подумать.
— Может быть, ты встретишь человека, который станет твоим супругом. Мы будем чаще принимать. Здесь, за городом, у Ланса много знакомых.
— Брачный рынок? — сказала она.
Я заметила в ее глазах непонятный блеск. Как я теперь припоминаю, в Эмме было много такого, чего я не понимала.
— Это слишком грубое выражение. Люди знакомятся друг с другом и влюбляются.
Эмма посмотрела на меня и улыбнулась, а я подумала: «Поговорю об этом с Лансом сегодня же вечером. Мы должны почаще устраивать приемы. У меня достаточно денег для этого. Я должна подыскать мужа для Эммы».
Мы встали, потянулись и пошли к лошадям. Домой мы ехали молча.
Вечером я поговорила с Лансом об Эмме.
— Бедная девочка чувствует себя несчастной из-за своего положения. Должно быть, это ее тревожит. У нее были деньги — наследство от отца, но она их потеряла из-за этого злополучного краха. Она горда и тяжело переживает свою зависимость от нас. Если бы мы повеселее проводили время здесь, за городом, можно было бы подыскать ей мужа.
— Тогда, моя дорогая сводница, именно так мы и поступим.
Несколько дней спустя, когда Жанна расчесывала мне волосы, я сказала ей, что мы собираемся уделять больше времени развлечениям.
— Вы это одобряете? — спросила она.
— Сказать по правде, Жанна, я сама это предложила.
— Тогда опять начнутся карточные игры. Вы этого хотите?
— Нет, конечно же, я этого не хочу. Но мне кажется, что моей сестре нужны новые знакомства.
— Чтобы найти для нее мужа? — спросила напрямик Жанна.
— Я так не говорила, Жанна.
— Да, но вы не всегда говорите то, что думаете.
— Ну, если бы даже я так думала, это ведь неплохая идея, не так ли?
— Это было бы очень хорошо Мадам Эмма не та, за которую вы ее принимаете.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила я с некоторым раздражением.
Мне были неприятны частые недомолвки Жанны относительно Эммы.
— Понаблюдайте за ней, — прошептала Жанна. — Я полагаю, она понимает толк в мужчинах. А мужчины есть мужчины… даже лучшие из них.
Я понимала, что она имеет в виду Ланса, к которому она испытывала сильное чувство восхищения из-за его красивой внешности, элегантного стиля одежды, изысканных манер.
— Иногда ты несешь сущий вздор, Жанна! — воскликнула я.
Она чересчур сильно потянула за волосы, собирая их в узел, и я протестующе вскрикнула.
— Вот увидите, — сказала она мрачно.
Прошло немного времени, и я пожалела о том, что предложила устраивать приемы, потому что веселые собрания почти всегда заканчивались карточной игрой за круглым столом.
Ланс, который взялся было за ум после недавно постигшей его беды, снова с горячностью принялся за старое. Эмма тоже почувствовала вкус к игре. Ланс сказал, что она очень хорошо играет в фараон, и они иногда стали играть в карты по утрам. Я часто уходила от гостей, не дожидаясь окончания игры. Впрочем, никто этого не замечал: единственное, что заботило окружающих, когда ставились столы, была игра.
Ланс переживал полосу везения и был уверен, что со временем вернет все, что потерял.
— С везением всегда так, — говорил он. — Сегодня тебе везет, а завтра нет.
Я снова оказалась в непростой ситуации, но мне не хотелось быть надоедливой женой; я давно поняла, что, несмотря на все мои усилия, Ланс останется игроком. Мне кажется, что я ничуть не меньше беспокоилась и об Эмме. Ланс, по крайней мере, мог заботиться о себе сам. Я уговаривала его не разжигать в Эмме страсти к игре.
— Где она возьмет деньги? — спросила я. — Ты же знаешь, какие у нее обстоятельства.
— Не отказывай ей в приятном времяпрепровождении, Кларисса, — ответил он. — Бедная девочка, ей было так тяжело. Ее это так радует, и у нее есть чутье игрока. У нее есть и способности и везение. Бывают такие люди, понимаешь?
— Но она не может себе этого позволить…
— Об этом не беспокойся. Вначале я помогу ей. Если она выиграет, то вернет мне долг, если нет — мы забудем об этом.
— Ах, Ланс!
Он обнял меня и поцеловал, как обычно, смеясь при этом.
— Пусть девочка повеселится, — заключил он.
— Это не лучший способ.
— Мы не можем все быть похожими на тебя, дорогая Я замолчала, чувствуя себя ханжой, мешающей другим получать удовольствие.
Через несколько дней я стала свидетелем небольшой ссоры между Жанной и Эммой. До этого враждебность между ними была хотя и явной, но безмолвной.
Я шла в комнату Эммы, когда услышала их громкие сердитые голоса. Я замедлила шаг и, не удержавшись, прислушалась к тому, что они говорили. Они быстро и раздраженно разговаривали по-французски.
— Поосторожнее, — говорила Эмма. — Ты ведь сейчас не на улице де ла Моран.
— Откуда вам известно, что я вообще когда-либо была на этой улице?
— Ты же знаешь, что жила там со своей матерью и бабушкой Поэтому тебе знакомы только самые неприглядные из самых низких сторон жизни.
— Мы жили там потому, что не могли позволить себе ничего лучшего. Но откуда вам это известно?
— Я слышала, как ты говорила.
— Я не могла упоминать этого в вашем присутствии. Никогда. Никогда.
— Успокойся и не разговаривай так с теми, кто выше тебя.
— Вы… вы. — вскричала в ярости Жанна — Берегитесь. Если вы обидите мою госпожу Клариссу, я убью вас.
Я не стала больше слушать, повернулась и поспешила уйти.
Мне не нравилась эта растущая враждебность между Жанной и Эммой, так же, как не нравилась игра, которая снова становилась неотъемлемой частью нашей жизни.
Лето и осень прошли в напряженной обстановке, и казалось, что Рождество наступило очень быстро. Как обычно, мы собирались в Эндерби и отправились туда с Альбемарл-стрит утром 20 декабря, надеясь отъехать как можно дальше до наступления темноты.