Она тихо и безрадостно рассмеялась.
— Пусть знает, что я о нем думаю. Я не для него.
Рауль отпустил ее руку. Он не понимал этой дамы, но ему казалось, что ею руководит что-то большее, нежели обыкновенная ненависть.
— Дай Бог, чтобы ваш смех не сменился слезами, — вздохнул он.
Юноша хотел удалиться, но Матильда преградила ему путь.
— Так в точности и передайте мой ответ, — повторила она.
— Леди, я желаю вам только добра, но что за безумие вами правит? Чего вы добиваетесь?
— Может быть, во мне слишком много женского, чтобы это знать. — Она протянула руки к Раулю. — Передайте ему, что я все еще защищена! — Ее голос дрогнул, и она обеспокоенно смотрела в глаза юноши.
— Леди, вы в этом уверены?
Стрела была пущена наугад, но поразила цель. Женщина отшатнулась, и Рауль услышал ее взволнованное дыхание. Он удалился в свои комнаты, удивляясь ей и опасаясь ее.
Несколько успокоившись, Монтгомери проявил достаточно здравого смысла, чтобы понять, что не все из услышанного нужно знать герцогу. Он согласился молчать, но тем не менее весь обратный путь думал о нанесенном герцогу оскорблении. Первой, кого увидел Рауль по возвращении, была Мабиль, жена Монтгомери, и юноша чуть не взвыл от досады. Хотя и молодая, дама эта, дочь и наследница Тальва, изгнанного лорда Белесма, всем была известна как зачинщица всяческих неприятностей, и Рауль был просто уверен, что она вытянет все до мельчайших подробностей из Монтгомери.
Герцог встретил посланцев официально. Рауль пересказал ему обтекаемый ответ графа Болдуина, но даже при самом пристальном наблюдении не отметил никакой ответной реакции Вильгельма. Тот секунду-другую помолчал, затем, подняв глаза, спросил:
— А что сказала леди Матильда?
Роже де Монтгомери сразу же почувствовал себя не в своей тарелке, глаза его забегали, а Рауль невозмутимо ответил:
— Леди просила передать вам, ваша милость, что она все еще защищена.
Вильгельм издал короткий смешок.
— Ха, довольно смелые слова! — И он мрачно посмотрел на свои сжатые в кулаки руки. — Вот как, — задумчиво продолжил он. — Вот как!
Герцог отпустил посланцев, перемолвившись с ними парой слов, Рауль вышел вместе с Жильбером д'Офей, Роже, все еще пребывающий в замешательстве, отправился искать жену.
Было невозможно предугадать, чего добивалась Мабиль своим поведением. Те, кто ненавидел ее, а таких было немало, могли поклясться, что в ней сидит злой дух. Так это или нет, сказать было трудно, но она наверняка вытянула из Монтгомери все привезенные из Фландрии новости и поспешила сделать их достоянием общественности.
За ужином Мабиль сидела рядом с герцогом. Они вели между собой какой-то пустой разговор, но когда трапеза близилась к завершению и вино развязало всем языки, женщина, взглянув на соседа, с особым блеском в глазах, выразила удовлетворение по поводу его хорошего настроения.
— А почему бы и нет, леди? — парировал герцог.
Надо сказать, что голос у Мабиль был слаще меда, мягкий и вкрадчивый, и она ласково сказала, обращаясь к нему:
— Ваша милость, расскажите, как она хоть выглядит, эта жестокая красавица, которую так трудно уговорить?
Вильгельм ответил вежливо, хотя все в его голосе уже предвещало надвигающуюся грозу. Ручка Мабиль скользнула вдоль подлокотника его кресла, она медленно подняла глаза и прошептала:
— Дорогой сеньор, вы сносите ее оскорбление как истинный принц.
Пальчики дамы поглаживали его рукав, ее губы дрожали, взгляд затуманился: можно было поклясться, что это не женщина, а сама воплощенная нежность.
— Но как же она осмелилась? — Словно в порыве возмущения Мабиль подняла голову, но тут же ее снова опустила. — Извините, сеньор! Во мне говорит преданность.
Сидящий напротив Монтгомери в волнении облизал пересохшие губы, он бросил на Рауля выразительный взгляд, но тот, кажется, ничего не замечал. И вдруг Вильгельм грохнул кубком об стол.
— В чем дело, мадам? — громко потребовал он объяснений.
Мабиль казалась сконфуженной.
— Ваша милость, извините! Я, наверное, сказала что-то лишнее, — запинаясь, пробормотала она, испуганно посмотрев на мужа, который тотчас же забеспокоился от мучившего дурного предчувствия.
Герцог понял значение этого взгляда, впрочем, он и предполагал нечто подобное.
— Лик святой, мне кажется, вы говорите или слишком много, или слишком мало! — Он сверкнул глазами на Монтгомери. В них была угроза, но Вильгельм осекся, больше не произнеся ни слова, и переключил все свое внимание на графа Ю. Позже он оставил общество, пребывая, по видимости, в неплохом настроении. Но если Монтгомери надеялся больше ничего не услышать от герцога по мучившему того вопросу, то его ожидало глубокое разочарование. Паж передал ему приказ немедленно явиться в спальню герцога, и несчастный ушел, молча бросив осуждающий взгляд на жену. Она улыбалась и казалась очень довольна собой. «Настоящий дьявол с ангельским лицом», — подумал муж в приступе внезапной горечи.