— Прошу прощения. Я не хотел поставить под сомнение беспристрастность вашей чести…
— Это к делу не относится. Ближе к сути вопроса, мистер Злоблин.
— Ваша честь! Леди и джентльмены! Нет сомнений в том, что мистер Диамант, возмущенный животными инстинктами супруги, отверг ее домогательства, чем и вызвал ярость миссис Диамант. Я утверждаю, что миссис Диамант спровоцировала падение супруга, повлекшее за собой его смерть.
— Протестую! Ваша честь, это завуалированное обвинение в убийстве!
— На миссис Хаскелл налагается штраф за неуважение к суду.
— Плевать! Не стану я молча слушать эту чушь! Миссис Диамант любила своего мужа!
— Неужели?
— К чему вы клоните, мистер Злоблин? Хотите сказать, что миссис Диамант сначала убила супруга, а потом собственноручно привязала себя к кровати?
— Все может быть, миссис Хаскелл, все…
Клац!
Репортаж из зала суда прервался. Пока длился этот кошмарный сон наяву, я рулила по городу на автопилоте. Неисправном автопилоте. Прежде чем искать выход из морального тупика, нужно было выбраться из тупика вполне реального, куда меня привела совершенно незнакомая улица.
Черт знает какими закоулками я плутала, пока не вывернула на Скалистую дорогу. Вот и поворот на Мерлин-корт… Боже! Размышляя о муже Жаклин, я напрочь забыла о своем собственном! Бен вправе потребовать хоть мало-мальски связного отчета о ночной прогулке. Что я ему скажу?..
— У подруги неприятность. Ей нужна была моя помощь.
— Что за подруга?
Безобидный, казалось бы, супружеский диалог, но наутро "Дейли кроникл" объявит о смерти нашего выдающегося земляка, и мне будет крайне трудно убедить Бена в том, что мы с Жаклин среди ночи обменивались выкройками из журналов мод.
— Не вешай мне лапшу на уши, Элли. Рассказывай, чем вы там занимались.
— Это не моя тайна. Или ты прекращаешь допрос, или… я подаю на развод!
— Как тебе будет угодно. Имущество поровну. Тобиас остается с тобой, дети со мной.
Он хлопает дверью. А я лезу на… нет, не на стенку. На шкаф. Еще один прыжок без парашюта.
— Элли! — пронесся по двору Мерлин-корта горестный всхлип.
На крыльце стоял Бен. Мой бледный, мой прекрасный Хитклифф.
— Да, дорогой?
Я шагнула от машины с одним-единственным желанием — превратиться в бесплотный дух, который от первого же прикосновения растворится в воздухе.
Хитклифф раскрыл объятия и прижал свою блудную жену к широкой груди. Черные кудри закрыли луну… а может, и всходящее солнце, в такие моменты не до мелочей. От его поцелуя перехватило дыхание. Хотелось бы добавить, что в тот миг я заново влюбилась в собственного мужа. Увы! Шанс разобраться в своих чувствах был упущен.
Бен поднял голову:
— Слава богу! Ты вернулась, Элли. Я чуть с ума не сошел, когда понял, что натворил. Чурбан бесчувственный! Уж и объявление в "Дейли кроникл" составил: "Элли, вернись. Начнем все заново. Умоляю, прости!"
Бедный, бедный! Могу себе представить, что он пережил! Вспомнить страшно, какой шок испытала я сама, когда близнецы исчезли из манежа.
— Ты не сердишься за то, что я сбежала из дома?
— Солнышко! Пока ты колесила по округе (в самую точку), я себе места не находил. Мне так стыдно!
Взаимно.
— Знаешь, о чем я больше всего жалел? У меня ведь нет ни одного твоего снимка с детьми!
— Бен…
Наберусь ли я духу выложить всю правду? Нет… Потерять Бена сейчас свыше моих сил.
— Какие страшные часы. Самые страшные в моей жизни, солнышко.
— Не думай об этом.
— Не получается. Я понял, что придется вызывать на подмогу Мамулю… и совсем скис. Хоть и знал, что она справится.
— Господи, Бен… — Я припала лбом к его груди. — Как ты мог поверить, что я брошу дом, тебя и детей из-за дурацкой размолвки?
— В такие минуты, Элли, здравый смысл отказывает. Я отвык от одиночества.
Ветер проскользнул между нами третьим лишним. От избытка чувств мир перевернулся. Вернее, это я так думала, прежде чем сообразила, что Бен подхватил меня на руки и потащил к дому.
Не скажу, чтобы меня мучили угрызения совести по поводу краха "скандинавской ночи любви". И все же, когда Бен опустил свою ношу на кровать, я невольно скосила глаза на пятачок у камина. Туда, где так бесславно завершился жизненный путь "Райской птицы". Фантастика! Истерика отменяется! Здесь поработал джинн из лампы Аладдина. Журнальный столик избавлен от залитой жиром скатерти; на его глянцевой темно-вишневой поверхности обрел свое законное место живописный натюрморт из фруктов, книг и подсвечника. Изувеченный коврик, жаровня и прочие атрибуты неудавшегося полуночного пира исчезли, словно их и не было.