— Эй, Киа, — ответил он, стараясь не выдать напряга, который его на самом деле скрутил. С тех пор, как у них с Кией закончился короткий роман, она постоянно говорила ему прилюдно похотливейшие вещи безо всякого внимания к обстоятельствам, и тенденция эта его смущала и нервировала. Сегодняшние же обстоятельства, чувствовал он, требовали особого внимания. — Два, пожалуйста, — сказал он самым деловым тоном.
— О, у тебя спутница. Понимаю. — Она хорошенько присмотрелась к Бэби. Взгляд на ней Киа задерживать не собиралась, но взгляды сами имеют склонность задерживаться на чужих девчонках.
— Киа, ты берешь деньги, или я волен предположить, что ты впускаешь нас просто?
Киа с трудом стряхнула чары Бэби.
— Беру деньги, Джейк. Нечасто девушке выпадает такая привилегия, и я намерена ею воспользоваться до конца, если ты не возражаешь.
Джейк бросил взгляд на Бэби, но та, похоже, ничего не заметила. Она с неприкрытым возбуждением заглядывала ему за плечо в паб.
Джейк протянул Кие запястье. Ставя штампик, та пощекотала ему ладонь.
— Ты не возражаешь?
Бэби встретилась с нею взглядом в первый раз. Кию этот взгляд так ослепил, что она невольно улыбнулась, а на глаза ей навернулись слезы. Сердце в груди колотилось, руки тряслись.
Бэби протянула ей запястье, и Киа его проштамповала.
— Ты не возражаешь? — сказала Бэби, выхватывая у нее руку точно так же, как это сделал Джейк.
У Кии отвисла челюсть. Бэби отвесила свою, опять улыбнулась и двинулась следом за Джейком в паб.
Там она огляделась. Плитки ар деко, украшавшие нижние две трети стен, и краска оттенка жженых апельсинов с разбросанными тут и там черными рисунками выше излучали всюхин шарм. Волосы и одежда публики была в таком диапазоне оттенков, какой Бэби не видала с тех пор, как последний раз встречала альфа–центавра с веснушками. На лицах у публики было больше металла, чем у среднего киборга. Антенны Бэби уловили запах лихорадочной сексуальности и нежный гул, не воспринимаемых обычным человеческим ухом, — его генерила комната, набитая измененным сознанием. Звон стаканов, электронное бульканье видеоигр, затяжное тринннг пинбольных рукоятей и плиньплинь самих пинболов напомнили ей полузабытые языки чужих. Дым висел в воздухе, как белые тучи над Титаном. Короче говоря, Бэби сразу почувствовала себя как дома. И словно бы для того, чтобы идеальное сделать совершенным, здесь присутствовала еще одна рокенролльная банда — живьем, играла всего в нескольких метрах оттуда, где они стояли.
Банда же — «Косолапый Копчух» — была непременным атрибутом заведения. Бэби врубилась в них сразу же и с энтузиазмом запрыгала под музыку. Джейк незаинтересованно покачивался с нею рядом, не очень доумевая, что же такое в ней так электрифицирует людей. Танцуя, Бэби смотрела на окружающих взглядом настолько прямым и любопытным, что все глаза в смущении опускались долу. Но толпа — по–своему, ненавязчиво, трайбалистски, без ажиотажа, рокенролльно — тоже ее оценивала. «Сандо», прибежище великих полувымытых и недозанятых, ответ Ньютауна на любой вопрос, поднимаемый во всякое конкретное время, предельный завис для высокороковой, низкотехничной толпы, обычно привечал любое количество небанальных персонажей, но будь они прокляты, если — свет мой зеркальце на стене сортира — Бэби не была из них самой что ни на есть небанальной.
Теперь, когда воздействие дури стерлось почти полностью, Бэби стимулировала Джейка еще сильнее. Он не рассчитывал, что справится без помощи какого–нибудь химического паллиатива. Он глянул на стойку бара. Выпить было бы неплохо.
— Ты чего хочешь? — спросил он Бэби.
— Стать рок–звездой. Принимать много наркотиков. Иметь целые кучи секса. Знаешь, и с тобой снова тоже. Все. Чего угодно. Если только я получу это сейчас. — Бэби была откровенна, как никто.
Джейк не поверил своим ушам. В частности — про секс с ним снова. Нет, решил он. Она этого не говорила. Она не могла так сказать. Ему мерещится. Лучше он попробует еще разок.
— Извини? — сказал он. — Чего ты хотела? В смысле — выпить? — уточнил он.
Выпить? Почему он с самого начала не определил точнее? В самом деле, разобраться в земной манере общения можно далеко не сразу. Бэби никогда ничего не пила — ну, если не считать той жижи из бонга, конечно. Жидкий элемент нефонского ихоротока состоял из ртути. Она прочесала мозг в поисках уместного ответа.
— Один бурбон, э–э, один скотч, э–э, один «Эль Купера»? — Нет, звучит неправильно. — Один бурбон, один скотч, один… — Как же песня–то называлась? А, ну да. — Одна шипучка[87].
Приблизившись к углу огромного, почти квадратного бара, что рулил всем центром паба, как Центр Управления Полетов, Джейк просигнализировал одному из коммандос внутри:
— Эй, Грег. Один «Холодненький». И, э–э, один бурбон, один скотч, одну шипучку.
Бармен приподнял бровь — задача не из легких, учитывая число серебряных колечек, оттягивавших ее вниз.
— Шутишь, да?
— Вовсе нет. Она — может быть.
Грегори перегнулся через стойку посмотреть, на кого показывает Джейк.
— Воах! — выдохнул он, льстиво улыбаясь. — Кто девчонка?
Джейк пожал плечами. В самом деле — кто?
— Мне каэцца, больнее сучку ты сюда пока не приводил, а? — Грег высказал этот комплимент, выставляя на стойку напитки. — А в свое время я видел тебя с жуткими марухами.
Джейк, втайне весьма довольный, прикарманил сдачу.
— Так держать хорошую работу, Грег, — без тени улыбки сказал он и потащил четыре стакана туда, где ждала Бэби. От своих трех она его освободила.
— На здоровье, — провозгласил он, поднося свой к губам.
Попробовав сперва бурбон, Бэби едва не стошнила от вкуса. Не успел Джейк вмешаться, она вытянула руку с тремя стаканами и опрокинула их, каскадом вылив содержимое на пол. После чего схрумкала стаканы. Трудно сказать, чем объяснялось отвешено–челюстное изумление тех, кто оказался в зоне разбрызга: ужасом от такой общественной угрозы, страхом при виде поедания стекла или простым изумлением от такой траты совершенно хорошей питьевой мочи.
— Ох, мужик. — Заскорузлый мальчонка обозрел свои пропитавшиеся бурбоном–и–скотчем штаны и почесал в затылке, подняв тучку пыли. На черты его наползла блаженная улыбка. — По чему бы она ни торчала, — завистливо вздохнул он, — я себе тоже такого хочу.
Джейк весь как–то ослаб. Стоит подумать, что вернулся на Путь Реальности, и тут на тебе — происходит вот такое, и понимаешь, что до Реальности далеко, как до луны. Он начал было обхватывать талию Бэби рукой, чтобы вывести девчонку из круга заинтересованных взглядов, когда рука его, подобравшись настолько близко, вдруг сыграла поспешное отступление. Он показал подбородком в глубину паба.
— В пул пульнем?
— Конечно, — с готовностью ответила Бэби, представляя себе расстрел делового картеля. — А как пулять в пул?
Джейк присмотрелся к ней. Если это притворство, оно удается ей очень хорошо.
— Пул — это игра? — осторожно начал он, не очень понимая, полным придурком себя выставляет или не очень. — В нее играют на столе? — Он показал в глубину паба. — Вот на таком? Ты же наверняка видела раньше бильярдный стол? Точно видела?
— А где ружья?
— Ты прикалываешься?
— К чему?
— Ладно, ни к чему.
Бэби пожала плечами:
— Я же тебе говорила. Я из открытого космоса. Мне предстоит еще многое узнать о Земле.
— Нам всем предстоит еще многое узнать о Земле, — кивнула серьезная девушка с кольцом в носу и кельтской татуировкой на предплечье: она прислушивалась к их разговору. — Я в это по–настоящему верю. Иначе мы ее уничтожим.
Джек подвел Бэби к бильярдному столу и сунул монетку в щель сбоку. Игра только начиналась: между тощим, как кий, парнягой с бритой головой и еще одним приятелем — тоже под тридцать, чья внешность балансировала на лезвии ножа между сомнительно симпатичной и просто сомнительной.
87
Имеется в виду песня американского блюзмена Джона Ли Хукера (John Lee Hooker, 1917—2001) «Один бурбон, один скотч, одно пиво» («One Bourbon, One Scotch, One Beer», 1966).