Выбрать главу

— Вы правда так думаете?

— Уверен! Ух, знали бы Вы, сколько таких кошечек я в своё время уложил на постель в нумерах. Одну удалось уговорить даже прямо там, за кулисами. Это было незабываемо. Вот помню...

Начавшаяся опера помешала полковнику фон Гринвальд-Рихтеру подробно рассказать о своих любовных приключениях. В антракте Михаил поступил, как посоветовал коллега, а после спектакля Марта Скорцетти действительно сама подошла к поручику и завела разговор. Рихтер подмигнул Шлаевскому и быстро растворился в толпе. Когда Михаил, уже держа Марту под локоть, выходил из театра, ко входу подъехал знакомый «Руссобалт М1931». Полковник козырнул Шлаевскому:

— Михаил Владимирович, извольте-с ехать. И Вашу прекрасную спутницу подвезём — вот-вот дождь снова начнётся, не пристало такой красоте пешком ходить.

Марта кокетливо улыбнулась своей сияющей улыбкой, поручик же элегантно усадил её на заднее сиденье, сам сев рядом. Во время езды девушка как бы невзначай придвинулась поближе к своему спутнику, так что их плечи соприкасались всю дорогу. Когда «Руссобалт» остановился возле фешенебельного отеля, прима позволила Шлаевскому задержаться губами на её руке несколько дольше, чем это разрешали рамки приличий...

***

Михаил уже в седьмой раз посмотрел на часы. Было пять минут седьмого. Марта опаздывала. Или решила не приходить вовсе? Нет, не может такого быть. Просто дама должна опаздывать.

На этих мыслях приятный мягкий голос вырвал его из задумчивости:

— Поручик Шлаевский?

Он обернулся. Марта смотрела на него с лёгкой улыбкой, взгляд придирчиво скользнул с парадной, но несколько старомодной, тройки на букет алых роз, который он неумело ей протянул. Девушка элегантно приняла цветы, кокетливо улыбнулась и пошла к Тверскому бульвару, задавая темп. Шлаевский попробовал было взять её под локоть, но Марта аккуратным движением дала понять, что пока для этого рано. Хватит с него поцелуя руки при встрече.

Когда они были уже в районе Лубянки, небо стало стремительно темнеть и хмуриться. Поручик как бы случайно предложил зайти Марте в ближайшую ресторацию, к которой её усердно вёл. Прима кивком согласилась. Швейцар на входе принял у девушки пальто и расшаркался:

— Госпожа Марта! Прекрасно выглядите, как и всегда!

— Спасибо, Жожо.

Шлаевский закусил губу: ему и в голову не пришло, что каждый второй кавалер ведёт светскую львицу в элитный ресторан в центре. Идиот! Надо хотя бы с выбором напитка не оплошать.

Поручик придвинул своей спутнице стул, сел сам и взял меню. Бегло просмотрев цены, понял, что стоило всё-таки одолжить у полковника сотню-другую, как тот и предлагал. Ладно, надо вспомнить его урок про вина. Цветы же сработали. Вроде бы...

— Господин и его прекрасная спутница готовы сделать заказ? — обратился к Шлаевскому быстро подоспевший официант в малиновой ливрее.

— Будьте любезны, бланманже и «лафит 1860», с южных склонов.

Марта неожиданно дёрнула левой бровью в красивом изгибе, подняла на поручика взгляд и едва заметно улыбнулась.

— Будет-с исполнено. Что будет джентельмен?

— Крепкий кофе с коньяком. Только не «Багратион», что-нибудь приличное. Скажем, «Мартель», урожай девятьсот шестого года.

— У месье прекрасный вкус. Будет-с исполнено.

Официант удалился, а Михаил постарался завести разговор. На ум ничего лучше не пришло, как вспомнить беседу Рихтера и Дрейзера в столовой. Писатель вроде бы богемный.

— Вы читали последнее творение Хэмингуэя? Неожиданно сильно, не правда ли?

Марта снова улыбнулась, теперь искреннее и теплее.

— А у Вас не только в алкоголе хороший вкус, Михаил.

Разговор завязался и пошёл быстро и непринуждённо: пара даже не заметила появления официанта с их заказом.

Смеркалось. Моросил мелкий дождь. За окнами «Императрицы Елизаветы», самого популярного ресторана столицы, загоралась тёплыми огнями вечерняя Москва. Возможно, если бы Михаил присмотрелся, он бы увидел за соседним столиком кумира своей гимназической поры, модного нынче писателя Булгакова, его тёзку. Однако поручик Шлаевский не замечал ни известного писателя, ни огней Москвы, ни даже уже давно остывшего кофе с коньяком. Для него существовали только они — изумруды её глаз.